Первоначально опубликовано на http://communist.ru/lenta/index.php?2460.

В. Шапинов

Большой скачок и народные коммуны

Большой скачок

«Мы должны разбить устоявшиеся нормы, максимально использовать передовую технику и в не слишком долгий исторический срок превратить нашу страну в мощное современное социалистическое государство. Именно этот смысл заложен в том, что мы называем большим скачком».

Мао Цзэдун.

Большой скачок, конечно, не был странной, непонятно откуда взявшейся идеей «волюнтариста» Мао. Переход к нему был подготовлен двумя важнейшими фактами. Первый — это ускоренное развитие промышленности в Советском Союзе в годы первых пятилеток. Так, например, только с 1928-го по 1932-й год продукция машиностроения и металлообработки увеличилась в 4 раза, а по сравнению с 1913 г. — в 7 раз. Второй факт — это ускорение развития самого Китая после внедрения в экономике социалистических методов. Например, выпуск стали в КНР с 1952-го по 1957-й год возрос с 1 млн. тонн до 5.2 млн. тонн, в то время как в соседней Индии он увеличился всего с 1.6 до 1.7 млн. тонн.

Ускорение темпов развития вызвало большое воодушевление у рабочих и крестьян. Результаты превзошли ожидания. «Восточный больной», как называли долгое время Китай в Европе, очень быстро выздоравливал и становился на ноги. В период с 1954-го по 1957-й год рост производства составлял 12% в год1. Однако, по всему было видно, что можно достичь куда больших темпов развития.

Один из китайских собеседников советского журналиста М. Яковлева так описывал настроения того времени: «Я… сегодня утром слышал, как рабочие говорят: «На нашем заводе директор консерватор. А мы можем сделать всё, даже то, что снится во сне»»2. Таким образом, планы развития экономики, намеченные VIII съездом КПК, стали казаться консервативными не только группе левых в руководстве партии, но и рабочим.

Правые элементы в КПК противились новому курсу, выдвигая лозунг борьбы со «слепым забеганием вперёд», однако этот лозунг не встретил поддержки в массах. Газета «Жэньминь жибао» в своей передовице осудила тех, кто «заразившись консерватизмом правых, в своей медлительности уподобляются улитке. Они не понимают, что после кооперирования сельского хозяйства у нас есть условия и необходимость совершить большой скачок на фронте производства»3. Мао Цзэдун также осудил борьбу со «слепым забеганием вперёд»: «Как только мы начнем такую борьбу, мы погасим энтузиазм людей. А если упадет энтузиазм у 600 млн. человек, то дело примет весьма серьёзный оборот»4.

Следует отметить, что на этот раз правое сопротивление курсу на Большой скачок не было активно поддержано такими влиятельными группами в китайском руководстве, как группы Лю Шаоци и Дэн Сяопина.

2-я сессия VIII съезда КПК, открывшаяся в мае 1958 года в Пекине, показала, что почти все группировки в китайском руководстве под давлением масс вынуждены были принять левую линию Мао Цзэдуна. Свою роль в этом сыграла кампания «борьбы с буржуазными правыми» и трудовой энтузиазм рабочих и крестьян. Лю Шаоци, который выступал с докладом и на 2-й сессии съезда, фактически перечеркнул собственные утверждения о приоритетности медленных темпов развития: «…Темпы экономического развития Китая будут не медленными, а, возможно, довольно высокими, Китай добьется расцвета, возможно, в считанные дни»5. В его докладе также отмечалось: «Карл Маркс предсказывал, что пролетарская революция приведет к тому, что мы вступим в великий период, когда день будет равен двадцати годам».

Возможно, даже более важной победой левого крыла партии было включение в доклад следующего положения: «На протяжении всего переходного периода, то есть до построения социалистического общества, борьба между пролетариатом и буржуазией, борьба между двумя путями — социалистическим и капиталистическим — всегда будет главным противоречием внутри страны»6.

Сущность Большого скачка заключалась в том, что серьёзную отсталость в средствах производства китайские коммунисты попытались компенсировать за счёт трудового энтузиазма масс. Во многом такая ставка оказалась оправданной. Общий стоимостной объем валовой продукции промышленности Китая за 1958-1960 гг. возрос в 2.3 раза — с 70.2 до 163.7 млрд. юаней, в тяжёлой промышленности объём продукции увеличился в 3.4 раза — с 31.7 до 109 млрд. юаней7. По данным французского экономиста Жана Делена, «годовой рост производства составил 31% в 1958 г., 26% — в 1959 г. и 4% — в 1960 г., то есть среднегодовой рост составил 20% в течение трёх лет Большого скачка»8.

Таким образом, Большой скачок дал неплохой экономический рост, однако, лишь на недолгий срок.

Основной причиной окончания Большого скачка явился не «крах авантюры Мао Цзэдуна», как об этом писали в СССР и капиталистических странах. Свернуть Большой скачок заставили, условно говоря, «внешние» причины. Во-первых, стихийные бедствия 1959-1961 гг., самые сильные в Китае за всё двадцатое столетие, вызвали гигантский неурожай, что привело к серьёзному ухудшению снабжения городов сельскохозяйственной продукцией. При этом выживать максимум из «человеческого фактора» становилось невозможным. Во-вторых, проявились «узкие места» китайской экономики, на которых пробуксовывало ускоренное развитие. Основным таким «узким местом» оказался транспорт, абсолютно не готовый обеспечить необходимый при таких бешеных темпах развития промышленности грузооборот.

Но, пожалуй, главной причиной свёртывания Большого скачка и довольно длительного периода застоя, «исправления положения» (1961-1966 гг.) стал отзыв Хрущёвым советских специалистов. Китай не обладал в те годы достаточным количеством подготовленных кадров для того, чтобы продолжить реализацию намеченных проектов в промышленности без помощи советских инженеров. Большинство проектов, начатых с советской помощью, так и остались нереализованными. Это нанесло гигантский ущерб экономике Китая и оставило неизгладимый след в советско-китайских отношениях, для китайцев прекращение экономического сотрудничества стало шоком. Как писал живший долгое время в Китае Ж. Делен, «китайцы всё же не ожидали, что братская социалистическая страна так неожиданно покинет их. Они не могли поверить, что соперничество между государствами возьмет верх над идейной солидарностью и пролетарским интернационализмом»9.

Народные коммуны

«Народная коммуна характеризуется, с одной стороны, большими размерами, с другой — обобществлением… В ней слиты производство и администрация, налаживается питание через общественные столовые; приусадебные участки ликвидируются. Куры, утки, деревья возле домов пока остаются в собственности крестьян. В дальнейшем и это будет обобществлено».

Мао Цзэдун

Курс на создание Народных коммун был намечен в августе 1958 года на расширенном заседании Политбюро ЦК КПК в Бэйдайхэ.

Народная коммуна представляла собой более высокую степень обобществления на селе. В собственность коммуны переходили приусадебные участки и средства производства, оставшиеся в личной собственности крестьян. Другой особенностью Народной коммуны было то, что в неё сливались несколько сельскохозяйственных кооперативов, и коммуна превращалась также в самоуправляемый орган, обладающий полнотой власти не только в области хозяйства, но и в административной сфере. Объединение нескольких сельхозкооперативов в коммуну позволяло высвободить необходимые трудовые ресурсы для производства сложных работ по ирригации и открывало перспективу соединения сельского хозяйства с промышленностью. Объединение также нивелировало различия между бедными и богатыми сельскохозяйственными кооперативами, имущество которых объединялось в общую собственность коммуны.

В ходе создания Народных коммун была предпринята попытка перейти к бесплатному снабжению членов коммуны продуктами питания. Так во «Временном уставе народной коммуны «Спутник»» было записано: «…Любой член коммуны, какой бы рабочей силой ни располагала его семья, бесплатно снабжается зерновыми продуктами». Как отмечает критически настроенный по отношению к маоистской практике французский журналист Жан Эмиль Видаль, в коммунах, которые он посетил в ходе своего пребывания в Китае, их члены бесплатно получали «не только зерно и продукты, являющиеся основой питания в Китае, но и одежду. Оплата стрижки волос, расходов по бракосочетанию или похоронам тоже производилась коммуной»10.

Народные коммуны пытались сочетать сельское хозяйство с промышленностью. Однако в условиях неразвитости производительных сил это в основном свелось к организации «маленьких доменных печей», большинство из которых давали сталь плохого качества, не пригодную для промышленного использования. Большая часть такой стали пошла на нужды самих коммун: из неё делали плуги, мотыги и т.п.

Ссылаясь на политику Народных коммун, Мао Цзэдуна и его сторонников обычно обвиняют в попытках построения «казарменного коммунизма», однако выступление Мао на совещании в Учане в ноябре 1958 года свидетельствует об обратном.

В этой речи Мао напомнил о том, что на совещании в Бэйдайхэ говорилось о скором вступлении Китая в коммунизм. «Хорошо, что при этом было оговорено пять условий» — сказал Председатель. — «1) максимальное изобилие продукции; 2) высокое коммунистическое сознание и высокая мораль; 3) высокая культура и её широкое распространение; 4) ликвидация трёх видов различий (т.е. различий между городом и деревней, между рабочим классом и крестьянством, между умственным и физическим трудом — В.Ш.) и остатков буржуазного права; 5) постепенное отмирание всех функций государства, за исключением внешней… Ликвидировать три вида различий и пережитки буржуазного права невозможно за 20 лет»11. Здесь мы видим, что Мао рисует чисто марксистскую картину движения к коммунистическому обществу, не имеющую ничего общего с казарменным коммунизмом.

Но что же тогда было основной причиной появления многочисленных перегибов и левого авантюризма во время осуществления курса Народных коммун, в частности случаи обобществления кур, уток, домашней утвари?

Несомненно, что главной причиной было «головокружение от успехов». В отличие от Мао значительный слой членов КПК, также рабочих и крестьян решил в 1958 году, что до коммунизма, что называется «подать рукой». Возможно, что этот фактор вошёл в резонанс с ростом настроений стихийного уравнительного крестьянского коммунизма, а также с борьбой бедных крестьян в рамках сельхозкооперативов с более богатыми. Если также учесть, что появление Народных коммун произошло одновременно с расцветом курса Большого скачка, то станет ясно, что гигантская энергия, энтузиазм, высокие темпы развития не могли не толкнуть не только руководителей, но и целые классы на путь авантюризма. «С созданием коммун осенью 1958 года» — говорил Мао на совещании в Сэнчжоу в феврале 1959 года. — «началось «поветрие обобществления имущества»»12, это «поветрие» Мао оценил как уклон. Осуждая «поветрие», Председатель говорил, что «перейти к полной собственности коммун, а от неё к общенародной собственности» можно будет только тогда, когда «коммуны обретут экономическую мощь».

Как бы то ни было, коммунистические одежды оказались слишком велики для китайской деревни конца 1950-х. Выступая в Чжэнчжоу, Мао отметил, что «поветрие обобществления имущества» обернулось тем, что «сотни миллионов крестьян вместе со своими звеньями стали бойкотировать партийные комитеты» и «утаивать продукцию». Всем стало очевидно, что крестьянина, сотни лет существовавшего в условиях частной собственности, атомизированного существования, в миг нельзя переделать в коммуниста, обобществление он воспринимает как экспроприацию и понимает только те меры, которые приносят ему непосредственное улучшение материального положения. Полное обобществление в условиях неразвитых производительных сил китайской деревни не могло принести крестьянину непосредственного улучшения материального положения, а неурожаи, вызванные стихийными бедствиями, привели к тому, что уравнительное распределение в коммунах значительная часть крестьян стала воспринимать как несправедливость.

Надо отдать должное руководству КПК, которое своевременно ликвидировало негативные тенденции «коммунизации». Уже к февралю 1959 года, по словам Мао, «были исправлены такие уклоны, как «поветрие обобществления имущества», «уравниловка, безвозмездная передача имущества и аннулирование ссуд», другие левацкие загибы». В коммунах было установлено 6-8 разрядов зарплаты, в зависимости от количества и качества труда. В целом можно сказать, что после «левого загиба» распределение было приведено в соответствие с выдвинутым Марксом для первой стадии коммунизма (социализма) принципом «каждому по труду». Более того, возможно «левый загиб» был даже необходим для перехода к этому принципу на селе, где необходимо было сломить вековую инерцию крестьянской мелкособственнической психологии.

Примечания

1 Ж. Делен. Экономика Китая. — М., 1972. — с. 17.

2 М. Яковлев. 17 лет в Китае. — М., 1981. — с. 63.

3 «Жэньминь жибао» за 13 ноября 1957 г. // Б.Т. Кулик. Советско-китайский раскол. — М., 2000, с. 223.

4 Мао Цзэ-дун. Выступление на совещании в Наньине. // Выступления Мао Цзэ-дуна, ранее не публиковавшиеся в открытой печати. Выпуск 2. — М., 1970. — с. 116.

5 Лю Шаоци. Отчётный доклад о работе ЦК КПК 2-й сессии Всекитайского съезда партии // Б.Т. Кулик, указ. соч., с. 228.

6 Цит. по: Ж. Видаль. Куда ведет Китай группа Мао Цзэ-дуна. — М., 1967. — с. 38.

7 Б.Т. Кулик. Советско-китайский раскол: причины и последствия, сс. 238-239.

8 Ж. Делен, указ. соч., с. 18.

9 Ж. Делен, указ. соч., с. 18.

10 Ж. Видаль, указ. соч., с. 43.

11 Мао Цзэ-дун. Выступление на совещании в Учане. // Выступления Мао Цзэ-дуна, ранее не публиковавшиеся в открытой печати. Выпуск 2. — М., 1970. — с. 395.

12 Маоизм без прикрас. — М., 1980. — с. 131.