Дж. Сакаи

Сетлеры: мифология белого пролетариата*


Содержание

Вступление
  1. Сердце белизны
    1. Земля — основа национальности
    2. Базис поселенческого существования
    3. Евроамериканская социальная структура
  2. Борьба и союзы
  3. The Contradictions of Nation & Class**
    1. Crisis Within the Slave System
    2. Slavery vs. Settlerism
  4. Settler Trade-unionism
    1. The Rise of White Labor
    2. The Popular Appeal of Genocide
    3. White Labor Against The Oppressed
    4. The Test of Black Reconstruction
    5. The Contradictions of White Labor
  5. Colonialism, Imperialism & Labor Aristocracy
    1. The «Bourgeois Proletariat»
    2. Settler Opposition To Imperialism
    3. The U.S. And South Afrikan Settlerism
  6. The U.S. Industrial Proletariat
    1. «The Communistic and Revolutionary Races»
    2. Industrial Unionism
  7. Breakthrough of the C.I.O.
    1. Unification of the White Workers
    2. Labor Offensive From Below
    3. New Deal & Class Struggle
    4. The CIO's Integration & Imperialist Labor Policy
  8. Imperialist War & the New Amerikan Order
    1. G.I. Joe Defends His Supermarket
    2. The Political Character of the War
    3. The War On The «Home Front»
  9. Neo-colonial Pacification in the U.S.
    1. Forcing «Democracy» on Native Amerikans
    2. The Rise of the Afrikan Nation
    3. To Disrupt the Nation: Population Regroupment
    4. Neo-Colonialism & Leadership
    5. Word War II and «Americanization»
  10. 1950s Repression & the Decline of the Communist Party U.S.A.
    1. The End of the Euro-Amerikan «Left»
    2. McCarthyism & Repression
    3. The Case of Puerto Rico: Clearing the Ground for Neo-Colonialism
  11. The Great Humanity Has Cried «Enough!»
  12. The Global Plantation
    1. The Promotion of the Proletariat and Replacement by Third-World Labor
    2. New Babylon
  13. «Klass, Kulture & Kommunity»
  14. Tactical & Strategic

Вступление1 2

Однажды друг познакомил меня с молодым новоафриканским братом, торговавшем чем-то на тротуаре напротив большого офисного здания. Когда разговор зашел о книгах, этот молодой брат гордо посмотрел на нас и сказал: «я знаю все о Белом Человеке, а он не знает обо мне ничего». Продолжая болтать, я не мог избавиться от мысли, что так же думают очень многие люди. Потому что они знают, что белый человек полон расизма и предательства, они неправильно заключают, что знают все о его обществе. Это было началом моей книги.

Внезапное распространение университетских «програм этнических исследований» в 1960-х было диалектически повернуто и использовано против нас. Нам впихивают в глотку заказанные и оплаченные империалистами программы по «изучению Азии», «изучению черных», «изучению Пуэрто-Рико», «изучению индейцев», «этнические исследования» и т.п. Наиболее видные интеллектуалы из Третьего мира получают от американских империалистов хорошие оклады, чтобы учить нас нашей истории. Зачем?

Империализм США предпочел бы, чтобы все народы Третьего мира, живущие в его империи, оставались бы полными невеждами в отношении себя, своих народов, своих культур, своего прошлого, в отношении друг друга и всего вокруг, лишь бы они не забывали идти утром на работу. Но эти времена остались позади.

Поэтому теперь они противостоят нашему просвещению, только формально соглашаясь на него, но не по существу. Как в джиу-джитсу, наше первоначальное требование, что наши отдельные и уникальные истории должны быть открыты и признаны как таковые, теперь используется для того, чтобы мы потеряли наше идеологическое равновесие. Империалисты распространяют разбавленные и искаженные версии нашего прошлого, прошлого угнетенных наций и народов Третьего мира.

Империалисты даже признают, что их стандартная «история США» является белой историей и якобы остается неполной до тех пор, пока замолчанные истории народов Третьего мира не будут добавлены к ней. Почему?

Разгадка заключается в том, что Их-история (империалистическая евроамериканская лже-история) является не неполной, а не имеющей ничего общего с правдой. Их-история включает и стандартный классовый анализ АмериКи***, сделанный для них евроамериканской левой. Их-история повторяет снова и снова: «Ребята, думайте лишь о своей истории; оставьте анализ белого общества; примите на веру то, что мы рассказываем вам о нем».

Другими словами, это похоже на то, как британские либералы и «социалисты» сказали африканским революционерам-антиколониалистам изучать только их собственные «традиции», а не Британскую империю. Их-история не неполная, а полная ложь, идеологическое мировоззрение, предназначенное для того, чтобы укрепить империалистическое господство над угнетенными.

Эта книга стремится осветить светом исторического материализма сам Вавилон. Века угнетенные были объектом изучения со стороны евроамериканской социологии, антропологии, психологии и т.д. для того, чтобы «умиротворять» и контролировать нас (антропология, например, родилась как отрасль разведывательной службы для нужд европейской колонизации мира). Настало время для научного исследования общества угнетателей.

I. Сердце белизны****

1. Земля — основа национальности

Чтобы понять АмериКу, надо вспомнить, что первоначально она представляла из себя ряд европейских поселенческих колоний, затем развившихся в поселенческую или сетлерскую империю. В жизни и сознании ранних английских поселенцев мы находим эмбрион сегодняшней АмериКанской Империи. Это дает более широкую картину, которая позволяет нам, наконец, соотнести классовые конфликты евроамериканских сетлеров к мировой борьбе.

Мифология белых масс утверждает, что те ранние поселенцы были английской беднотой, осужденными преступниками и рабочими, прибывшими в Северную Америку в поисках «свободы» или «лучшей жизни». На самом деле это чепуха. Например, хваленые пилигримы Плимут-рока даже приплыли не из Англии (хотя были англичанами), а из своей религиозной колонии в Голландии, где до этого мирно прожили 10 лет. Но дело в том, что в Голландии эти люди, принадлежавшие в основном к среднему классу, должны были стать наемными работниками и работать на других. Это было слишком тяжело, и они решили плыть в АмериКу, чтобы меньше работать и иметь больше денег. Сначала, в соответствии со своей верой они вместе работали на земле и делили все поровну. Но скоро их жадность привела к раздорам, дракам и падению трудовой дисциплины. В конце концов, лидерам колонии пришлось уступить требованиям поселенцев и поделить украденную землю между ними («каждой семье по участку земли»)1.

Это было типично для английских захватчиков. Как показало исследование, из примерно 10 тысяч поселенцев, эмигрировавших из Бристоля в 1654-85 гг., пролетариев было меньше 15%. Большинство составляла молодежь из мелкой буржуазии: «Джентльмены и Профессии — 1%; Йомены и Животноводы — 48%; Ремесленники и Торговцы — 29%»2. Типичный возраст — 22-24 года. Другими словами, это были сыновья и дочери среднего класса, имевшие опыт работы в сельском хозяйстве, знающие ремесла и считавшие, что их ждет удача в АмериКе.

Но что сделало Северную Америку столь желанной в глазах этих людей? Земля. Евроамериканские либералы и радикалы редко обращали внимание на земельный вопрос. Можно сказать, что им не приходилось заниматься этим вопросом, потому что их народ уже заимел землю. Возможность принять участие в грабеже индейских земель — вот, что манило еропейцев, вот ради чего они оставляли свой дом и пересекали Атлантику. Рост капитализма в Англии привел к кризису землевладения и арендаторства. Вот как описывал этот кризис один из историков раннего вторжения в АмериКу:

«Земельный голод поразил все классы. Богатые торговцы одеждой, драпировщики и купцы, которые добились успеха и хотели основаться на земле, жадно следили за рынком, готовые заплатить почти любую цену за продажную землю. Даже состоятельные йомены (фермеры — Прим. пер.) часто были не в состоянии купить землю для своих младших сыновей… Стало общим местом говорить, что земля была самым заманчивым из того, что мог предложить Новый мир, но трудно переоценить то психологическое значение, какое она имела для людей, привыкших видеть в земле основу обеспеченности, успеха и всего хорошего в жизни»3.

Именно «младшие сыновья», отчаявшиеся владеть землей в своей стране, были готовы попытать счастья в колониях. Жестокий закон об огораживании и прекращение многих потомственных аренд стали дополнительным стимулом в этом направлении. Это были главные причины для поселения в АмериКе, указанные в эмиграционных списках 1773-76 гг.4 Так что для тех, кто искал привилегированной жизни, участие в поселенческом вторжении в Северную Америку было относительно легким способом убежать от отчаянной классовой борьбы в Англии.

[Нам трудно представить, насколько хаотичной и тяжелой была жизнь в Англии того времени. Приход капитализма разрушил надежный уклад жизни и ценности феодальной Англии и финансировал свое становление диким снижением общего уровня жизни. В течение XVI столетия зарплата в строительной профессии упала более чем наполовину, в то время, как цены на дрова, пшеницу и другие предметы первой необходимости увеличились в пять раз. Поощряя отток людей в АмериКу, правящий класс Британии одновременно расширял свою империю и ослаблял оппозицию усиливающейся концентрации богатства и власти в его руках внутри страны. А новые поселенцы, жаждуя своей земли и собственности, были готовы к трудностям и испытаниям ради этой заветной цели. Еще более готовы убивать ради нее. — Прим. автора по тексту].

К тому же многие английские фермеры и ремесленники не могли примириться с перспективой своей пролетаризации, к тому, что они будут вынуждены жить наемным трудом. Наемные работники традиционно считались в Англии деградировавшими отбросами, ниже, чем просто неудачниками. Многие англичане (включая «левеллеров», антикапиталистических революционеров XVII века) считали, что наемные работники должны быть лишены гражданских прав и английского гражданства. Общественное мнение на этот счет было настолько сильным, что поначалу английские текстильные фабрики были заполнены иммигрантами из Ирландии и Уэльса, детьми из работных домов и одинокими женщинами. Поэтому прыжок в океан для этих англичан значил куда больше, чем на сколько долларов и центов они станут богаче. Это было отчаянным предприятием для сохранения своего социального статуса и самоуважения5.

Колонии конкурировали друг с другом в привлечении иммигрантов, предлагая разного рода приманки. На Юге существовала «стартовая» система, которая давала каждому новому поселенцу 50 акров земли для переезда из Англии. Впоследствие Пенсильвания и Каролины предлагали ещё больше земли на поселенца. И земля для европейцев стоила «копейки». В Вирджинии за десять шиллингов можно было купить 100 акров. В Пенсильвании акр лучшей земли стоил столько, сколько плотник зарабатывал за день. Когда новые группы поселенцев поселялись на границе захваченных земель, они просто делили землю между собой. Например, когда в 1670-м в Коннектикуте был основан Валлингтон, каждая сетлерская семья получила от 238 до 476 акров. И это не было чем-то необычным, колониальная АмериКа представляла собой оргию захвата земель. Фактически, сначала земля даже не покупалась, ее просто брали и селились. Две трети всех обрабатываемых земель в Пенсильвании были заняты белыми поселенцами в 1770-х, их защищала сетлерская солидарность6.

Настолько важно было для поселенцев владеть землею, что в течение всего колониального периода была нехватка квалифицированных работников. Ричард Моррис в своём исследовании труда в колониальной АмериКе приходит к заключению, что

«В основном, конечной целью колонистов-рабочих было достижение обеспеченности на основе своего сельского хозяйства, нежели промышленности… Как только работник накапливал небольшую сумму денег, он мог приобрести и, как правило, приобретал кусок земли и становился фермером»7.

Туда, где свободной земли не было, поселенцы ехать отказывались. Точка. Вот почему Вест-Индия, несмотря на прекрасный климат, менее привлекала поселенцев, чем холодная Новая Англия. Уже в 1665 г. член Ассамблеи Барбадоса жаловался, что поскольку земля на острове была уже поделена, «мы не можем найти достаточно английских слуг, так как не можем дать им земли, что в прошлом было для них главной приманкой». И как только их контракт истекал английские слуги тысячами покидали Вест-Индию, направляясь в АмериKу 8.

Вот единственное, что влекло столь многих европейцев в колониальную АмериКу: мечта каждого переселенца стать мелким властителем своей земли. Таким образом, американская традиция индивидуализма и эгалитаризма основывалась на смертельно опасном принципе hавных привилегий для новой нации европейских завоевателей.

2. Базис поселенческого существования

Жизнь европейских поселенцев и классовая структура их общества была ненормальной, потому что основывалась на завоевании, геноциде и порабощении. Миф о самодостаточной белой поселенческой семье, которая «расчищает дикую целину» и выживает благодаря своей инициативе и неустанному труду, является просто-напросто пропагандистской фикцией. Главным признаком поселенческого общества является его паразитический характер, его зависимость от суперэксплуатации покоренных народов, на которой основывается образ и уровень его жизни. Евроамериканское общество никогда не обеспечивало себя полностью. Это решающий фактор в сознании всех классов и слоев белого общества с 1600 г. до настоящего времени.

Завоевание позволило поселенческому обществу подняться выше отсталого западноевропейского уровня. Для Европы, которая билась в конвульсиях, зажатая в тисках феодальной реакции и подъема смертельного капитализма, завоевание Северной Америки было подобно волшебному лекарству. Например, впрыснутый в вены феодальной Испании, этот допинг под названием «завоевание Нового мира» дал ей на короткое время силы нанести поражение Северной Африке, Голландии и Италии, прежде чем прийти в упадок. Для английских поселенцев это завоевание сделало реальным буржуазный идеал построения совершенно нового европейского общества. Как часто случается с подобными «легкими решениями», евроамериканцы попали в наркотическую зависимость от своего завоевания АмериКи. Завоевание и покорение быстро сформировали устойчивые привычки, ставшие незаменимыми для них. Причем не только в культурном смысле, но и в качестве механизма функционирования угнетательского общества, для которого захватническая политика стала кровно необходимой. Позднее мы рассмотрим эту проблему на материале отношений между сетлеризмом и империализмом. Пока же довольно указать, что это завоевание является материальным фактом огромного значения, таким же важным экономическим и социальным событием, как возникновение фабричной системы или эксплуатация нефтянных полей Ближнего Востока.

Мы хотим подчеркнуть эти очевидные факты, потому что евроамериканские поселенцы упоминают о них как о чем-то незначительном, как будто захваченная территория не является абсолютным условием существования их общества. Общества европейских поселенцев традиционно окружают эту тему пропагандистской дымовой завесой. На самом деле они, видите ли, не завоевывали и не грабили другие народы, они просто заняли пустующие земли! Так ранние английские поселенцы рисовали АмериКу пустынной землей — «пустыня, где гуляет только ветер», «ненаселенные места», «малонаселенная» — которая с табличкой «Свободно» дожидается, чтобы первая попавшаяся цивилизация вошла и присвоила ее. В 1900 г. Теодор Рузвельт оправдывался, что «поселенцы и пионеры были в конечном анализе правы; этот великий континент можно было считать ничем иным, как охотничьими угодиями убогих дикарей»9.

Знаменательно, что точно такую же ложь распространяют белые поселенцы «африканеры», которые утверждают, что когда они прибыли из Европы, Южная Африка была совершенно незаселена африканцами. Несмотря на всеобщее осмеяние, эти поселенцы продолжают твердить, что они — единственные законные исторические обитатели Южной Африки. От европейских поселенцев Израиля мы слышим такие же аргументы. Они заявляют, что земля и недвижимость палестинцев, которую они занимают, по праву принадлежат им, израильтянам, потому что палестинцы по своей воле покинули эту землю во время войны 1948-49 гг. Разве эти сказки менее абсурдны, чем те, которые нам рассказывают евроамериканские поселенцы?

АмериКа была «просторной» и «малонаселенной» только потому, что европейские захватчики истребили целые цивилизации и умертвили миллионы коренных американцев, чтобы завладеть их землей и получить прибыль. Мы все знаем, что когда англичане прибыли, например, в Вирджинию, они нашли там развитое общество куда более искусное, чем пришельцы, в медицине, сельском хозяйстве, рыболовле и — в общественном управлении10. [Первые принципы правления новых США, Артикулы Конфедерации, не имели ничего общего с политическими принципами автократической Европы и были выработаны под влиянием Конституции Федерации Шести Наций Ирокезов. — Прим. автора по тексту]. Эта цивилизация представляла собой 300 индейских наций и народностей, проживавших между Арктическим кругом и нижней оконечностью Южной Америки. Многие из них были высокоразвитыми обществами. Общая численность этих народов к концу XV века превышала население всей Западной Европы. Согласно современным оценкам, к прибытию Колумба в 1492 г. Западное полушарие населяло около 100 миллионов человек: 10 миллионов в Северной Америке, 25 в Центральной Мексике и 65 в остальной Центральной и Южной Америках11.

Эти цифры долгое время утаивали, т.к. они вели к логичному вопросу, что же случилось с этой огромной массой людей. Европейские завоеватели — испанцы, голландцы, англичане, португальцы и французы — просто убили миллионы и миллионы, чтобы закрепить свое завоевание земель и обеспечить себе изобилие дарового рабского труда, который им был нужен для создания своего «Нового мира». Консервативные оценки западных историков показывают, что испанцы «сократили» население своих колоний с 50 миллионов до 4 к концу XVII столетия12.

А от 10 миллионов индейцев, когда-то населявших Северную Америку, после четырех столетий власти захватчиков-поселенцев к 1900 г. осталось примерно 200-300 тысяч их потомков в США13. Такова была первая кровавая плата народов Третьего мира за то, чтобы евроамериканцы могли поддерживать свой образ жизни.

Так что, когда мы слышим, что поселенцы «оттеснили индейцев» или «заставили индейцев покинуть свои традиционные охотничьи угодья», мы знаем, что это просто условные фразы для вежливого упоминания о наиболее варварском геноциде, какой только можно вообразить. Это было, возможно, самым большим преступлением в истории. Только адольфы эйхманы и гейнрихи гиммлеры того геноцида носили имена вроде Бенжамина Франклина и Эндрю Джексона.

Важно понять, что геноцид не был случайностью, не был «излишеством», не был ненамеренным побочным эффектом европейского роста. Геноцид был необходимым и преднамеренным актом капиталистов и их штурмовых групп — поселенцев. Белые массы настолько повсеместно ожидали «окончательного решения» «индейской проблемы», что об этом открыто говорили как о чём-то само собой разумеющемся. В начале прошлого столетия такая «респектабельная» газета, как «Нью-Йорк Таймс» могла угрожать в своей редакционной статье, что народы, которые противятся новому капиталистическому миропорядку, будут «уничтожены как северо-американские индейцы» 14. Лишь кучка индейцев смогла пережить период великих кампаний по уничтожению коренного населения. Так что эта земля не была «пустой». Для того, чтобы существовала АмериКа, поселенцы должны были намеренно «опустошить» эту землю.

Вторым камнем в фундаменте колониальной АмериКи было, конечно, рабство. Нет необходимости повторять хорошо известную историю этой эксплуатации. Но необходимо подчеркнуть, насколько всеобъемлюще жизнь капиталистической Европы зависела от рабства, и как эта эксплуатация диктовала саму структуру евроамериканского общества.

Мифология белых масс представляет дело так, что в то время как злые плантаторы и лондонские купцы наживались на рабском труде, «бедные белые» Юга, мелкие фермеры Севера и белые рабочие не принимали в этом участия и не получали никакой пользы от рабовладения. Эта мифология внушает, что рабовладельчество даже снизило жизненный уровень белых масс, потому что оно якобы способствовало низкому уровню заработной платы и монополизировало огромные участки земли. Отсюда утверждается, что рабство было не в интересах белых масс. [Сходные аргументы выдвигают в наши дни ревизионисты, которые под лозунгом «давайте не будем разделять рабочий класс!» хотят убедить нас, что евроамериканские массы являются такими же жертвами империализма, как и мы. — Прим. автора по тексту].

Но как заметил Карл Маркс: «Уничтожьте рабство, — и вы сотрете Америку с карты народов»15. Маркс написал это в период расцвета хлопковой экономики в середине 1800-х, но рабство было основополагающим принципом с самого начала европейского поселения в АмериКе. Без рабского труда просто-напросто не было бы АмериКи. Задолго до расцвета хлопковой экономики Юга африканские рабы, например, на пустом месте построили город Нью-Йорк. Только благодаря их труду первые голландские поселенцы имели пищу и кров, занимаясь пьянством, азартными играми, торговлей пушниной и т.п. непроизводительной деятельностью. В Нью-Йорке африканцы составляли не только большую часть фермеров, плотников и кузнецов, но и городских стражей.

Голландские поселенцы настолько зависели от труда африканцев, что их губернатор был вынужден, наконец, освободить часть африканских рабов и дать им землю в обмен на производство продуктов. Земля, которой владели африканцы в Манхеттене, включала то, что сейчас известно, как Гринич Виллидж, Астор Плейс и Геральд-Сквер (одни из наиболее дорогих сейчас участков земли — Прим. пер. ). Позднее английские поселенцы приняли законы, запрещающие африканцам владеть землею, и отобрали эти участки у их хозяев. Так Манхеттен был дважды украден у угнетенных 16 (первый раз у индейцев — Прим. пер.).

Индейские рабы тоже играли важную роль в жизнеобеспечении первоначального десанта поселенческого вторжения в «Новый Мир». От Новой Англии (где набожные пилигримы звали их «слугами») до Южной Каролины труд рабов-индейцев был необходим для выживания молодых колоний. В действительности прибыли от работорговли индейцами были экономической основой поселенческого вторжения в Каролинах. В 1708 г. английские поселения в Каролинах насчитывали 1400 рабов-индейцев и 2900 африканских рабов на 5300 европейцев. Рабы-индейцы использовались во всех американских колониях. В 1730 г. поселенцы городка Кингстон, штат Род-Айлэнд, держали в рабстве 223 индейца (и 333 африканца). Нам известно, что ещё в 1740 г. на плантациях Южной Каролины работало 14 тысяч рабов-индейцев17.

Но официальное число индейских рабов в английских поселениях колониального периода отражает только малую часть общей картины, т.к. большинство этих рабов продавались на вывоз в Ямайку, Барбадос и другие колонии Вест-Индии. Одной из причин депопуляции когда-то многочисленных коренных народов в Южных колониях была жестокая и ничем неограниченная работорговля. В первые пятьдесят лет своего сущствования английские поселения Каролин жили преимущественно за счет экспорта рабов-индейцев. Вооруженные экспедиции, составленные в основном из индейских солдат-марионеток, пристрастившихся к рому и другим потребительским товарам капитализма, рыскали повсюду в поисках индейцев, чтобы захватить и продать их. Общее число число жертв этой работорговли не известно, но оно было значительным. Мы знаем, что только за шесть лет с 1704 года из Чарльстона в Вест-Индию было продано около 12 000 индейских рабов18.

Вдобавок к этому тысячи рабов-индейцев были проданы на вывоз в Средних колониях и Новой Англии. Большое число этих рабов держать вместе было трудно, так как в отличие от поселенцев они были у себя на родине и знали местность лучше своих поработителей. Поэтому, как минимум, их перебрасывали с Юга на Север или наоборот. В большинстве случаев охотники за рабами убивали почти всех захваченных ими мужчин, так как они представляли слишком большую опасность, и забирали на продажу только детей и женщин19.

Но к 1715 г. «разного рода заговоры и восстания» непокорных рабов-индейцев заставили колонии Новой Англии запретить ввоз новых рабов из коренного населения20. Пилигримы Новой Англии убедились, что куда выгоднее было продавать индейцев за границу. Так в Вест-Индию были проданы жена и девятилетний сын «короля Филипа», великого вождя индейского восстания 1695 года (как обычно поступали с захваченными индейцами уже в то время).

Таким образом ранние поселенцы не только пользовались плодами далекой от них африканской работорговли, они частично поддерживали свои поселения за счет доходов от работорговли индейцами. Дело в том, что Белая АмериКа никогда не была самодостаточна, никогда не могла обеспечить себя своим собственным трудом. Индейское рабство подошло к концу и постепенно исчезло в великой реке африканского только потому, что поселенцы, наконец, решили истребить полностью уже поредевшее коренное население.

Главное, надо понять, что дело было не в индивидуальном владении рабами, а в том факте, что мировой капитализм вообще и евроамериканский капитализм в особенности создали рабовладельческую экономику, в которой участвовали все поселенцы, и из которой все они извлекали выгоды. В своём исследовании «Европейское открытие Америки» историк Самуил Элиот Морисон замечает, что после ряда неудач европейцы поняли, что поселенческие колонии Северной Америки не могли выжить на самообеспечении, для этого им были необходимы постоянное вливание большого количества капитала и выгоды регулярной торговли с Матерью Европой21. Но зачем было английской аристократии и капиталистам вкладывать деньги в мелкие фермерские хозяйства, и откуда было взяться крупной торговле, если сами поселенцы производили в основном сырье и продукты для своего собственного потребления? Ответом на эти вопросы стала работорговля по всему «Новому Миру». Именно неоплаченный, экспроприированный труд миллионов индейских и африканских рабов создал избыток, на котором была основана поселенческая экономика и процветала атлантическая торговля.

Итак, все секции белого поселенческого общества, даже ремесленники, рабочие и фермеры, полностью зависели от рабского труда африканцев: рыбаки, чья мелкая, «некондиционная» рыба сушилась и продавалась как корм для рабов в Вест-Индию; нью-йоркский фермер, который сбывал свою избыточную продукцию на плантации Юга; лесник, чьи лесоматериалы шли на верфи, где непрерывно строились корабли для работорговли; клерк экспортной фирмы в Нью-Йорке, считающий тюки табака, ожидавшие отправки в Лондон; старший бондарь на винокуренном заводе в Бостоне; молодой надсмотрщик в Вирджинии, копящий деньги на свою собственную плантацию; немецкий фермер-иммигрант, взявший в аренду пятерых негров для подъема свой фермы, и т.д. и т.п. В то время когда сливки от рабовладельчества снимали плантаторы и торговцы-капиталисты, вся поселенческая экономика поднималась на фундаменте рабского труда, его продукции и работорговли.

Но исключительное значение рабовладельчества не ограничивалось лишь тринадцатью колониями. Коммерция и промышленность этих евроамериканских поселенцев была взаимосвязана с их партнерами — рабовладельцами Вест-Индии, Центральной и Южной Америки. В 1774 г. только в Массачуссетсе было произведено 2,7 миллиона галонов рома из патоки, добытой на плантациях Вест-Индии22. Две крупнейшие индустрии в АмериКе того времени были кораблестроение и судоходство, и та и другая — производные работорговли. Жизненно важной для молодой американской экономики была торговля не только с рабовладельческими колониями Англии, но также с колониальными владениями Голландии, Испании и Франции. Эрик Вильямс, Вальтер Родни и другие показали, как европейский капитализм в целом капитализировал себя для индустриализации и построения мировой империи с помощью африканской работорговли. Важно понять, что все классы евроамериканских поселенцев были одинаково вовлечены в строительство новой буржуазной нации на спинах африканского колониального пролетариата.

Ко времени поселенческой войны за независимость африканская нация составляла более 20% процентов некоренного населения Северной Америки — один колониальный подданый на четырех поселенцев. Хотя преобладающая часть африканских рабов концентрировалась в колониях, где были плантации, они были представлены по всей поселенческой территории. Их пропорциональная численность по отношению к некоренному населению составляла от 2-3% на севере Новой Англии до 8% в Род-Айленде и 14% в Нью-Йорке, до 41% и 60% в Вирджинии и Южной Каролине23. Несмотря на то, что в основном они представляли собой сельский пролетариат, труд африканских рабов играл решающую роль буквально во всех главных ремеслах и отраслях промышленности того времени. Колонизированная африканская нация представляла из себя куда более цельную нацию, чем новая поселенческая нация евроамериканцев, то есть ее народ обладал всем спектром производственных знаний, ремесел и производительного труда, которые были необходимы для самостоятельной национальной экономики. Колонизированная африканская нация и индейские нации могли сами обеспечить свою жизнедеятельность и представляли собой экономическое целое. В то время как евроамериканское общество вторжения являлось паразитическим. Хотя классовая структура новой африканской нации находилась ещё в формативной стадии, отличные друг от друга классы стали вырисовываться внутри нее задолго до войны за независимость.

В Вирджинии преобладающее большинство квалифицированных рабочих — плотников, навигаторов, бочаров, кузнецов, и пр. — были африканцы. Причем их продукция не ограничивалась натуральной для внутреннего потребления на плантациях. Африканские ремесленники производили товары для торговли и часто сдавались в аренду своими хозяевами. Например, мы знаем, что Джордж Вашингтон был не только плантатором, но и то, что мы теперь называем подрядчиком. Бригады его рабов, африканских плотников, вели строительство для других плантаторов, а прибыль делилась между «Отцом нашей нации» и его надсмотрщиком над рабами24. Участие африканцев в коммерции и промышленности было широким и всепроникающим. Как пишет один историк рабочего движения:

«Некоторые африканцы, привезенные в Америку в качестве рабов, были искусными ремесленниками: резцами по дереву, ткачами, строителями и т.д. На Юге черные рабы работали не только в поле, многие овладели рядом ремесел, необходимых для почти полного самообеспечения плантаций. Так как квалифицированный труд требовался повсюду, независимо от цвета кожи работника, хозяева часто сдавали своих рабов в аренду в мастерские на день, месяц или год. Некоторых посылали работать лоцманами или паромщиками. Другие использовались в портах и на верфях: конопатили днища, шили паруса, работали докерами. Большое число рабов работало на Севере в качестве домашних слуг, моряков, парусников и плотников. В Нью-Йорке жило больше квалифицированных рабов, чем в других колониях — бондари, портные, пекари, дубильщики, золотых дел мастера, мебельщики, сапожники и стекольщики. Как в Чарльстоне, так и в северных городах ремесленники широко использовали рабский труд»25.

Африканцы были безземельными, лишенными какой-либо собственности постоянными рабочими империи США. Они были не просто рабами. Африканская нация в целом служила пролетариатом для евроамериканской нации-угнетателя. На своих плечах африканская колония поддерживала строительство евроамериканского общества, более «процветающего», более «эгалитарного» и, да, более «демократического», чем любое в старой полуфеодальной Европе. Джефферсон видел АмериКу как пасторальную европейскую демократию. Это видение коренилось в национальной жизни мелких независимых белых землевладельцев. В таком обществе нет места для пролетариата. Но в эпоху капитализма никакое общество не может обойтись без труда этого класса. АмериКККа импортировала пролетариат из Африки и сделала его вечным узником внутренней колонии, в которой он трудился на выгоду всем поселенцам. Африканские рабочие могли быть собственностью индивидуальных владельцев, как инструменты или вьючные животные, но в своём колониальном угнетении, как африканская колония внутри империи США, они были собственностью всей евроамериканской нации.

3. Евроамериканская социальная структура

Когда мы говорим, что АмериКа является наиболее буржуазной нацией в мировой истории, мы имем в виду четыре вещи: 1. У АмериКи не было феодального или общинного прошлого, она с самого начала была построена в соответствии с кошмарным видением буржуазии. 2. АмериКа начала свое национальное существование как нация-угнетатель, как колонизатор угнетенных народов. 3. Капиталистическим является не только правящий класс АмериКи, обуржуазены все евроамериканские классы и слои; забота о мелких привилегиях и собственности является жизненным ориентиром для белых масс. 4. АмериКа настолько упадочна, что она не имеет своего пролетариата, вместо этого она паразитирует на колониальном пролетариате угнетенных наций и национальных меньшинств. Поистине — Вавилон, «чья жизнь есть смерть».

Поселенческие массы Колониальной АмериКи находились в положении совершенно отличном от масс в старой Европе. Привилегии завоевателей породили непролетарское общество сетлеров. Среди поселенцев преобладали представители средних имущих классов (в той степени, в какой классы уже обозначились в новом обществе): торговцы, ремесленники и фермеры. Земля была доступна для каждого европейца, желавшего иметь ее. Каждый белый поселенец мог стать собственником. Неудивительно, что эмиграция в «Новый мир» (т.е. новозавоеванный, новопорабощенный) была так популярна в старой Европе. Неудивительно, что для европейских масс рассказы о жизни в АмериКе звучали как сказка. Молодая АмериКа была настоящим Диснейлэндом капитализма.

Классовая структура евроамериканского общества периода Войны за независимость (1775 г.) говорила сама за себя26:

80% буржуазии и мелкой буржуазии

10% — капиталисты: крупные плантаторы, крупные торговцы, и т.д.
20% — крупные фермеры, профессии (доктора, адвокаты, учителя и т.д.), торговцы и другие элементы выше-среднего слоя.
40% — мелкие фермеры.
10% — ремесленники: кузнецы, бочары, плотники, судовые мастера и т.д.

остальные 20%

15% — временные рабочие, которые, как правило, вскоре вливались в слой мелких фермеров.
5% — наемные рабочие.

Не только буржуазия как таковая была весьма большой, но и 70% всего поселенческого населения относились к разным категориям имущего среднего класса. Из них преобладающее большинство было землевладельцами, включая многих торговцев и ремеслеников, ещё большее число евроамериканцев работали на себя или были на пути к этому. Группа «бедных» поселенцев — люмпенов и постоянных чернорабочих — составляла лишь 5% белого населения и не имела никакого влияния на это общество собственников. Можно понять, почему в 1759 г. губернатор Вирджинии Фокье (Fauquier) жаловался, что ему не удается привлечь поселенцев для службы в милиции, так как «Каждый мужчина в этой колонии владеет землей и кроме негров работников здесь нет». (Империализм США до сих пор не может решить проблему рекрутирования в армию белого населения.)27

Районы плантаций, в который властвовала небольшая элита крупнейших землевладельцев, владевших непропорционально большой долей богатства, отличались не меньшей степенью общих для всех поселенцев привилегий и их единства. Южная Каролина была штатом с наибольшей централизацией крупных плантаций, но и там не было заметно появления белого рабочего класса. Структура поселенческого общества в этом штате свидетельствует лишь об интенсификации тех буржуазных черт, которые существовали на национальном уровне:

86% буржуазии и мелкой буржуазии

3% элита плантаторов (более 1000 акров земли)
15% крупные плантаторы (500-999 акров)
8% купцы и владельцы мастерских
5% профессии
42% средние и мелкие фермеры (меньше 500 акров)
10% ремесленники

остальные

14% наемные работники (в основном временные)

Важно понимать, что мы имеем в виду под мелкими фермерами, составлявшими наибольшую отдельную группу сетлерского населения. Приведем в качестве примера Ребекку Ройстон из графства Калверт штат Мэриленд, которая умерла в 1740 г. После нее осталось наследство стоимостью в 81 фунт стерлингов (что помещает ее в самую середину средне-мелкого слоя фермеров). Эта сумма выражала стоимость 200 акров сельскохозяйственной земли, 31 головы крупного рогатого скота, 15 овец, 29 свиней, 1463 фунта табака на продажу, 4 перин, 2 старых ружей, разной мебели, инструментов, кухонных принадлежностей и кабального контракта на 8-летнего ребенка-слугу. Жизнь не богатая, не роскошная, но обеспеченная, с небольшой собственностью, пищей, жильем и наличными деньгами от товарного производства28. И, конечно же, несравненно более обеспечанная по сравнению с горьким и нищим существованием колониального африканского пролетариата (а также британского или французского пролетариата того времени).

Хотя евроамериканские мастера (craftsmen) и рабочие существовали, они не развились в пролетариат, потому что у них было слишком много привилегий (как у белых поселенцев — Прим. пер.), и их пролетарский статус был в основном временным. Важно твердо уяснить, что простое наличие среди поселенцев мастеров и рабочих не означает автоматически, что эти люди осознавали себя как класс. С их непролетарским уровнем жизни и будущим вхождением в имущий средний класс большинство поселенцев-рабочих не имели стимула для развития пролетарского сознания. Кроме того, быстрая ротация поселенцев в этом слое препятствовала формированию материальной базы класса.

Мы можем яснее представить эту ситуацию, ознакомившись с характером труда и заработной платы. Колониальное производство основывалось не на фабрике, а на мастерской, в которой работало несколько мастеров высокой квалификации, призводящих предметы вручную и поштучно. Даже верфи обычно имели не более пяти-десяти мастеров и рабочих всех специальностей. Мастерская принадлежала и управлялась хозяином-ремесленником, который нанимал одного-двух подмастерьев и нескольких учеников, слуг или рабов29. Легко понять, что в небольших сетлерских общинах социальные и классовые линии были размытыми и неопределившимися. Например, многие поселенцы-ремесленники были также мелкими фермерами и частично или полностью обеспечивали себя собственными продуктами питания.

В то время как одни ремесленники не поднимались выше, другие уже становились мелкими капиталистами, потому что историческим продолжением мастерской была капиталистическая мануфактура. Самый известный ремесленник колониального периода Поль Ревере был не только серебрянных дел мастером и художником-гравером, но и мелким капиталистом, владевшим медным литейным цехом. В колониальный период большинство евроамериканских ремесленников и наемных рабочих в конце концов покупали землю или другую частную собственность и передвигались в средний слой.

Особый и непролетарский характер ремесленников и рабочих в поселенческом обществе (удобно забытый современными евроамериканскими радикалами) был хорошо известен европейцам вроде Маркса и Энгельса. В 1859 г. Маркс писал о «…Соединенных Штатах Северной Америки, где, хотя классы хотя уже существуют, они ещё не отстоялись, и в беспрерывном движении меняют свои составные части и уступают их друг другу…»30. То, что Маркс видел в этой классовой текучести, было высшей привилегией поселенческого общества — привилегией не иметь пролетариата. Позже он указывал: «В колониальных странах закон предложения и спроса благоприятствует рабочему. Этим объясняется относительно высокий уровень заработной платы в Соединенных Штатах. Там капитал оказывается в очень затруднительном положении; он не может воспрепятствовать тому, что рабочий рынок постоянно пустеет вследствие постоянного превращения наемных рабочих в независимых самостоятельных крестьян. Для очень значительной части американского народа положение наемного рабочего оказывается лишь переходным состоянием, из которого рабочий рассчитывает наверняка выйти в течение более или менее короткого срока»31. И Маркс писал не о преходящей фазе, а o фундаментальных условиях, которые сохранялись в АмериКе в течение более чем двух столетий.

Разве плохо было быть поселенцем! Ведь и те европейцы, которые предпочитали или были вынуждены продавать свой труд за заработную плату, получали самую высокую зарплату в капиталистическом мире. Самую высокую. Том Пейн, революционный пропагандист, хвалился, что в АмериKе «простой работник» зарабатывал столько, сколько английский лавочник!32 Мы знаем, что Джордж Вашингтон должен был платить своему белому подмастерью-плотнику 40 фунтов в год плюс 400 фунтов мяса, 20 бушелей кукурузы и разрешать ему пользоваться садом и огородом. Портные подмастерья в Вирджинии зарабатывали 26-32 фунта в год плюс питание, жилье, прачечные услуги и выпивку.33

В целом, евроамериканские рабочие зарабатывали по меньшей мере в два раза больше своих коллег в Британии и, по некоторым данным, в пять-шесть раз больше, чем зарабатывали шведские или датские рабочие.34 Даже столетие спустя разница была настолько большой, что Маркс замечал:

«Все вы знаете, что средняя заработная плата американского сельского работника в два раза выше того, что получает такой работник в Англии, хотя цены на продукцию сельского хозяйства в Соединенных Штатах ниже, чем в Соединенном Королевстве…»35.

Поселенческое общество могло позволить себе эту высокооплачиваемую, обуржуазившуюся белую рабочую силу только потому, что для своего поддержания оно также имело наиболее низкооплачиваемую, предельно пролетаризированную африканскую колонию.

Многие из поселенцев-рабочих были кабальными слугами, которые обязались бесплатно работать в течение ряда лет (обычно 4 года) на своего хозяина в обмен за свой переезд через Атлантику. Считается, что до половины всех европейцев в АмериКе до 1776 г. прошли через это временное закабаление. Некоторые историки-поселенцы придают большое значение этому феномену и сравнивают его с рабством африканцев в попытке затушевать национальное угнетение, которое лежит в основе существования АмериKи. Но как бы ни была тяжка по временам эта кабала, переселенцы становились свободными, а африканские рабы нет. И что может быть более ярким свидетельством национальных различий между угнетателем и угнетенным, чем то обстоятельство, что белые кабальные слуги могли смотреть в будущее с надежной в один прекрасный день самим стать плантаторами и рабовладельцами.

Для того, чтобы стать гражданином этого общества сетлеров, надо было заплатить «вступительный взнос». Например, уже в 1629 г. почти каждый шестой депутат парламента Вирджинии был в прошлом кабальным слугой. Многие члены процветающей фермерской колонии немцев в Пенсильвании попали в страну таким путем.36 Кристофер Хилл, британский историк-марксист, прямо связывает желание европейцев принять кабалу с их мечтой владеть землей, описывая это явление как «временную фазу на пути к свободе и землевладению»37.

Это важно, потому что только этот нижний слой поселенческого общества имел потенциальную возможность развить пролетарское сознание. В первые десятилетия табачной промышленности Вирджинии бригады белых кабальных слуг работали на плантациях бок о бок с африканскими и индейскими рабами, которых в 1600-х гг. они намного превосходили численно. Ситуация была нестабильной, и одним из ее последствий был ряд совместных побегов, забастовок и заговоров слуг и рабов. Для плантаторов это представляло очевидную опасность, особенно если учитывать, что белые слуги составляли немалую часть поселенческого населения в двух табачных колониях: 16% в Вирджинии в 1681 г. и 10% в Мэриленде в 1715 г.38

Этот политический кризис разрешился с прекращением использования белого кабального труда на плантациях. Сначала был полностью использован более широкий и наиболее прибыльный поток африканского труда, а потом иссяк и приток британских кабальных слуг. Количество европейских слуг въезжавших в Вирджинию упало с 1500-2000 в год в 1670-х гг. всего до 91 в 1715 г.39 Однако, важнее было изменение их социальной роли, а не численности.

Историк Ричард Моррис в своём исследовании труда в колониальный период говорит следующее о европейских кабальных слугах на плантациях: «…но с развитием африканского рабства они были постепенно заменены в качестве полевых рабочих и в основном стали использоваться как надсмотрщики, бригадиры или пастухи»40. Иначе говоря, даже самый низший слой поселенческого общества был поднят над пролетариатом в силу своей принадлежности к нации угнетателей.

Как только эти белые бедняки покинули поля и получили возможность помогать в управлении и надзоре над африканскими рабами, их бунтарский период подошел к концу. Значение этого опыта состоит в том, что он показывает материальные причины отсутствия классового сознания у ранних евроамериканских рабочих и то, как их политическое сознание было прямо связано с тем, насколько они участвовали в привилегиях поселенческого общества. Кроме того, этот опыт показал к удовольствию капиталистов, что протест и бунтарство внутри поселенческого общества можно тушить за счет усиления колониальной эксплуатации других наций и народов.

II. Борьба и союзы

История массовых политических сражений в поселенческой АмериКе — самым важным из которых была Война за независимость 1775-83 гг. — помогает понять характер первых альянсов между евроамериканскими диссидентами и угнетенными народами. Главное в этих альянсах — их чисто тактическая природа. Не единство, а мимолетное сплетение фундаментально разнящихся интересов некоторой части угнетателей и угнетенных. В конце концов, национальное разделение между поселенцами-гражданами рождающейся АмериKи и их колониальными африканскими подданными было огромно, как и различия между интересами индейских наций и нации сетлеров, которая основывалась на их уничтожении. Хотя тактические союзы временами перекидывали мостки через эту пропасть, необходимо ясно сознавать, насколько временными и расчетливыми были эти взаимные усилия.

Мы подчеркиваем это в целях опровержения сетлерской пропаганды о том, что Колониальная АмериKа якобы родилась из сражений «за представительную форму правления», за «демократию» или из «классовой борьбы», якобы объединявшей простых белых и африканцев. Заметим, что никто ещё не осмелился заявить, что индейцы тоже желали сражаться и умирать за «демократию» поселенцев. И тем не менее, именно это утверждается по отношению к африканским пленникам (рабам), как будто у них было больше общих интересов с рабовладельцами или им промыли мозги больше, чем индейцам. От этой лжи не останется камня на камне как только мы рассмотрим действительные конфликты и условия, в которых формировались альянсы между угнетателями и угнетенными.

Хороший пример дает Восстание Бэкона, одно из двух крупных восстаний до Войны за независимость. В этом восстании повстанческая армия буквально захватила государственную власть в колониальной Вирджинии в 1676 г. Повстанцы нанесли поражение силам лояльным английской короне, подожгли столицу Вирджинии и заставили бежать ее губернатора. В этом восстании приняли участие поселенцы всех классов, а также африканские рабы. К концу войны последние состравляли большинство ядра повстанческих сил.

Герберт Аптекер, эксперт Компартии США по африканцам, без колебаний указывает на это восстание, как на чудесный, героический пример для всех нас. Ему явно по душе это раннее антикапиталистическое восстание, в котором «белые и черные» встали плечом к плечу:

«…Но выдающимся примером народного восстания в период до Американской революции было Восстание Бэкона 1676 года…, которое явилось предвестником ещё большего восстания спустя точно столетие. Восстание в Вирджинии было направлено против экономического господства и эксплуатации этой колонии правителями Англии и против тиранической и коррумпированной колониальной администрации, которая осуществляла это господство. Во главе восстания стоял молодой плантатор Натаниел Бэкон, и оно объединяло все классы, включая рабов, кабальных слуг, свободных фермеров и многих плантаторов. Это было восстание, в котором женщины служили, по выражению одного враждебного восстанию современника, «великими ободрительницами и помощницами», и в котором требования политических реформ в демократическом духе составляли его главное содержание»1.

Трудно не удивиться, что плантатор мог возглавлять настолько прогрессивное политическое движение. Аптекер — не единственный евроамериканский радикал, полюбивший это восстания. В другом случае, на конференции «новолевого» Союза радикальных политэкономистов (U. R. P. E.) в 1974 г. на эту тему был зачитан доклад, который сочли достаточно важным, чтобы затем опубликовать кэмбриджском журнале «Радикальная Америка», а затем переиздать в виде отдельной брошюры в издательстве «Нью Ингланд Фрее Пресс». В этом докладе Теодор Аллен пишет следующее:

«…Решительное выступление народа против буржуазии произошло во время восстания Бэкона, которое началось в апреле 1676 г. как результат расхождений в «индейском вопросе» между элитой и неэлитными плантаторами, но которое в сентябре превратилось в гражданскую войну против англо-американского правящего класса… Непреходящее значение этого события состоит в том, что в колониальной Вирджинии, сто двадцать лет до рождения Уильяма Ллойда Гаррисона, вооруженный рабочий класс, черный и белый, дрался плечом к плечу за отмену рабства»2

Аптекер и Аллен, как два радикальных брата-сетлера, явно согласны друг с другом, что восстание Бэкона было важным революционным событием. Но у Аллена мы неожиданно находим, без какого-либо объяснения, упоминание о конфликте между некоторыми плантаторами по поводу «индейской политики», который перешел в совместную вооруженную борьбу белых и африканских рабочих против рабства! Поверить этому нелегко. Тем более, что восстание Бэкона одна из святынь в истории белого Юга, и сам Бэкон — заметная фигура. В здании Палаты депутатов Вирджинии и по сей день можно увидеть внушительную мраморную доску с бронзовыми украшениями, на которой Бэкон выделен как «великий патриотический вождь народа Вирджинии»3. Итак, даже белые расисты-политики Вирджинии согласны с Аптекером и Алленом в оценке этого «демократического» восстания. Поистине — вот пример единства, о котором нам нельзя забывать.

Однако под густым слоем риторики спрятаны действительные события восстания Бэкона, ее грязная и подлая история так хорошо знакомая нам из евроамериканской политики. И тем не менее эта история весьма поучительна для нас. Он начинается летом 1675 года. Поселенцы колонии Виржиния были злы и насторожены. Из Массачуссетса все дальше на юг распространялось знаменитое индейское «восстание короля Филипа». К тому же колония находилась в экономической депрессии из-за низких цен на табак и сильной засухи (сократившей урожай на три четверти).4

Один из ведущих плантаторов на западных границах Вирджинии был Натаниел Бэкон-младший, новоприбывший член элиты этой колонии. Он эмигрировал из Англии лишь год назад и быстро приобрел две плантации на Джеймс-ривер. Со своим партнером Уильямом Бёрдом (основателем позорной плантаторской династии) Бэкон также получил от губернатора Беркли лицензию на ведение прибыльной пушной торговли с индейцами. Для Бэкона это было нетрудно, ведь он происходил из богатой английской семьи и приходился кузеном как жене губернатора Беркли, так и Натаниелю Бэкону-старшему (известному плантатору и члену государственного совета Вирджинии).

Весной 1675 г. губернатор Беркли почтил молодого Бэкона, дав ему место в госсовете. Но, как вскоре показали события, роскошный образ жизни Бэкона и его быстрая политическая карьера лишь подлили масла в огонь его высокомерия и безграничных амбиций.

В июле 1675 г. между поселенцами и индейцами-саскеханок (Susquehannock) началась война. Как обычно, она была спровоцированна поселенцами. Их милиция по ошибке пересекла границу Мэриленда и опять же по ошибке напала на саскеханок, своих союзников. Индейцы сопротивлялись и отбили нападение вирджинцев. Разозленные тем, что индейцы осмелились сопротивляться, вирджинцы, укрепленные милицией Мэриленда, вернулись в августе. Эта новая армия силой в 1100 человек окружила форт саскеханоков. Пять их вождей были обманом заманены под предлогом переговоров и казнены.

Однажды ночью все осажденные саскеханоки — мужчины, женщины и дети — тайком покинули свой городок и неслышно проскользнули через оцепление. По пути они убили пятерых часовых. С тех пор саскеханоки перешли к партизанской войне, передвигаясь маленькими группами и устраивая засады против поселенцев. Натаниель Бэкон-младший был ярым «ястребом», чья страсть к преследованию индейцев выросла ещё больше после того, как индейские партизаны убили одного из его надсмотрщиков. Для Бэкона этого было более, чем достаточно.

В это время поселенцы Вирджинии раскололись на два лагеря в связи с разногласиями по поводу «индейской политики». Бэкон был лидером провоенной фракции, выступавшей против губернатора Беркли, который проводил курс Англии на временные союзы с индейцами и временные ограничения на экспансию поселенцев. Дело было не в королевской гуманности, а в тактическом расчете правителей Англии. В тот исторический момент индейские народы определяли баланс сил в Северной Америке между британскими, французскими и испанскими империалистами. Слишком агрессивная политика по отношению к индейцам могла толкнуть их на союз с французами. Кроме того, временный мир с индейцами имел и другие выгоды. Не прерывалась очень выгодная торговля мехами. Индейцев можно было натравливать друг на друга, так чтобы они шпионили и даже воевали на стороне поселенцев. От них можно было получить обязательство возвращать беглых африканских рабов (хотя в действительности это случалось редко). Итак по мирному договору 1646 г. (после поражений индейцев в войне 1644-46 гг.) девятнадцать индейских племен в Вирджинии признали власть британской короны. Эти подданные-индейцы должны были подчиняться законам сетлеров и были пассивными или активными союзниками в их войнах с индейцами, жившими дальше на западе.

К тому времени как надсмотрщик Бэкона был наказан теперь уже отнюдь не дружески насторенными саскеханоками, политические разногласия между Бэкном и губернатором Беркли стали публичным достоянием. Еще раньше Бэкон и Берд тайком предложили Беркли отдать им монополию на покупку мехов у индейцев.5 Даже со стороны насквозь коррумпированных плантаторов такое предложение было обречено по причине его слишком очевидного своекорыстия. Беркли отверг его. А вскоре Бэкон и совсем вылетел из пушной торговли. В марте 1676 г. Ассамблея Вирджинии забрала разрешения на торговлю с индейцами у всех трейдеров и постановила полностью обновить их состав. Это была реакция на слухи от том, что трейдеры нелегально продавали индейцам огнестрельное оружие. Бэкон был вне себя от ярости. Страдали его гордость и карман. Гнев и честолюбие толкали плантатора на ответные действия.

В чем же заключалась суть спора между Бэконом и и губернатором Беркли? Оба были за войну против своих бывших союзников саскеханоков. Оба выступали за военные действия против любых индейцев, которые сопротивлялись господству сетлеров. Но Беркли считал, что покорные индейцы были могли быть полезными. Как он сказал, «Я бы хотел сохранить тех индейцев, которые были бы ежечасно в нашей власти, чтобы они служили нашими шпионами и разведчиками и могли бы выведывать о наших проклятых врагах». Бэкон не соглашался с этими доводами и презрительно называл их проявлением робости и слабости, граничившими с изменой. Он верил, что было необходимо уничтожить всех индейцев, включая союзников и подданных индейцев. Как он писал в своём «Манифесте»: «Нашим планом было сокрушить и искоренить вообще всех индейцев». Такова была главная цель восстания Бэкона. Это был классический спор между либералом и консерватором, который отзывается эхом в наше время в спорах между Робертом Кеннеди и Джорджем Уоллесом, О.Е.О. и ККК, ЦРУ против ФБР и так далее.

Беркли отказал Бэкону в звании офицера милиции на том основании, что последний отказывался следовать курсу британской политики. Но в мае 1676 г. Бэкон вышел из повиновения. Он стал харизматическим лидером поселенцев пограничных районов, которые были полны решимости достичь «окончательного решения» индейской проблемы. Эта программа завоевывала поддержку все более широких масс поселенцев. Ведь она обещала и конец экономической депрессии с помощью нового раунда грабежей индейских земель и имущества. Ничто не вызывает больше энтузиазма среди евроамериканских поселенцев, чем нападение на людей с другим цветом кожи. Для них это стало чем-то средним между групповым спортом и национальной религией. Так Восстание победило сердца поселенческих масс.

В мае 1676 г. поселенцы получили известия от своих союзников племени оканичи (Occaneechee), что отряд саскеханоков стоит лагерем недалеко от форта оканичи на реке Руанок. Бэкон и его друзья в нарушение правительственных приказов быстро сформировали вооруженный отряд и выступили в поход на индейцев. Так началось Восстание Бэкона.

Бэкон и его люди прибыли в форт оканичи изможденными, без продовольствия и явно не в состоянии драться. Пресмыкавшиеся перед ними оканичи устроили сетлерам роскошный обед. Они даже предложили отряду Бэкона отдохнуть пока они сами не разобьют для них саскеханоков. Естественно, что Бэкон согласился. С помощью предательства, оканичи нанесли поражение саскеханокам и убили около 30 из них. Оствашихся в живых пленных либо публично казнили, либо отдали Бэкону в качестве рабов.

Но на этом битва не закончилась. Ведь Бэкон и его банда пришли, чтобы убить и обратить в рабство всех индейцев. Ходили слухи, что у оканичи скопилось пушнины на тысячу фунтов стерлингов. По крайней мере, некоторые из людей Бэкона впоследствие сознались, что «главным планом было добыть бобровые шкурки». В любом случае, Бэкон потребовал, чтобы оканичи отдали ему всю добычу и вдобавок дополнительных рабов из числа дружественных индейцев. Но и тогда раболепные вожди оканичи продолжали тянуть время, предлагая отдать Бэкону заложников. Неожиданно отряд Бэкона напал на ни о чем не подозревавших оканичи. Большинство индейцев в форте было убито, хотя они и сумели отбить нападение сетлеров. Однако, захваченные внезапным нападением оканичи за пределами форта были беспомощны. Как гордо сообщал Бэкон, его героические воины «набросились на мужчин, женщин и детей снаружи, обезоружили и уничтожили их всех…». Восстание Бэкона одержало свою первую победу, и плантатор со своими людьми, награбленными товарами и рабами вернулись домой героями.

Теперь Бэкон стал самой популярной фигурой в Вирджинии. Его уважали и прославляли как убийцу индейцев. Отказ Беркли дать ему военный пост не имел никакого значения, ведь Бэкона стали называть «народным генералом». Именно он, а не какой-то там губернатор или государственный советник, имел за своей спиной поддержку поселенческих масс. Стереть с лица земли и ограбить всех индейцев — это была программа понятная большинству белых, особенно с тех пор, как губернатор Беркли под давлением поселенцев заставил подданных индейцев разоружиться и сдать свои мушкеты. Убивать безоружных угнетенных людей доставляет евроамериканцам куда больше удовольствия, чем иметь дело с вооруженным противником. И действительно, как указал один историк: «Бэкон и его люди не убили ни одного враждебного индейца, и довольствовались тем, что запугивали, убивали и обращали в рабство дружественных индейцев живших по соседству, захватывая их пушнину и земли».

Теперь Бэкон перешел в наступление на губернатора Бэркли и его клику. Снова и снова он публично проклинал Бэркли как предателя сетлеров. Он уже замахивался на верховную власть. Его главным оружием против губернатора было обвинение последнего в том, что тот якобы являлся «другом» индейцев. Более тяжелого обвинения нельзя было представить. Как мы все знаем, когда евроамериканцы начинают драться между собой, самые злобные обвинения, которые они бросают друг другу, это «любитель негров» или «любитель индейцев» и т.п.

Бэкон заявил, что губернатор был изменником в буквальном смысле этого слова, что он продал индейцам ружья, чтобы те могли нападать на поселенцев. Здесь мы наблюдаем параллель с 60-ми годами нашего века, когда белых либералов обвиняли в том том, что они помогают народам Третьего мира деньгами, юридической поддержкой и даже оружием, чтобы те могли убивать белых. Бэкон утверждал, что Беркли настолько запугал поселенцев, что «ни один мужчина не осмеливался убивать индейцев…пока я не разрубил этот узел, что заставило людей смотреть на меня как на своего друга». А жена Бэкона, чья страстная поддержка его восстания позволила современным евроамериканским радикалам обнаружить в этом первые ростки феминизма, кричала: «Слава Тебе, Господи» за то, что ее муж «уничтожил множество индейцев» 6. Итак, убийства, закабаление и грабежи составляли главную цель этого движения, на которое евроамериканцы указывают нам как на пример нашего единения с ними! Пусть эта книга послужит предостережением тем, кто хочет купиться на него.

Бэкона объявили нарушителем закона и мятежником, и тем не менее он легко победил на выборах в Ассамблею Виргинии, которая должна была приступить к работе 5 июля 1676 года. Следуя своему стилю, Бэкон обеспечил свою победу, приказав своему вооруженному отряду захватить избирательный пункт графства Энрико, от которого он баллотировался. Хотя Бэкон и выступал за отмену решения Ассамблеи 1670 года, которое отказывало свободным людям без собственности в праве голосования, выборы и ассамблеи были для него лишь прикрытием своих диктаторских амбиций.

7 июня 1676 г. восстание потерпело свою первую серьезную неудачу. Бэкона с пятидесятью вооруженными сторонниками схватили, когда они пытались тайком пробраться в Джеймстаун. А затем началась головокружительная вереница маневров, переворотов и контрпереворотов. Предпочитая позор казни, Бэкон перед всей Ассамблеей, на коленях молил губернатора Беркли о прощении. Он не только быстро получил его, но и был восстановлен в своём прежнем качестве члена Госсовета. Что же делает Бэкон? Он сразу же покидает Джеймстаун и 23 июня, вернувшись с 500 вооруженными сторонниками, легко захватывает город и самого губернатора. Но теперь Бэкону в свою очередь приходится освободить Беркли и его сторонников, так как они заявили о своих сетлерских правах вернуться домой, чтобы защищать свои плантации и женщин от индейцев.

Именно в этот момент на сцене появляются белые кабальные слуги. Оказавшись без армии и покинутый почти всеми плантаторами, губернатор Беркли обращается за поддержкой именно к этой группе населения. Он обещает свободу всем кабальным слугам сторонников Бэкона, если они убегут от своих хозяев и присоединятся к вооруженным силам лоялистов. Он также разрешает им грабить своих хозяев, обещая каждому кабальному слуге долю в их конфискованном имуществе. Благодаря этому ловкому шагу и удачному перезахвату трех военных судов, губернатору удается быстро восстановить свою армию.

Уже 7 сентября 1676 года лоялисты подходят к Джеймстауне и хитрый Беркли предлагает амнистию всем мятежникам за исключением Бэкона и двух его помощников. И хотя люди Бэкона держат в своих руках укрепленный город, они оставляют его без боя. Большинство из них с готовностью принимают предложение губернатора.

Теперь наступает черед Бэкона оказаться практически без армии, покинутым своими сторонниками. Создается впечатление, что многие сетлеры поддерживали и предавали то ту, то другую сторону в зависимости от того, кто брал верх. Это были оппортунисты, главным для которых был их собственный близкий интерес. Месяцем раньше Бэкон строил планы сходных восстаний в Мэриленде и Южной Каролине и даже создания независимой нации в том случае, если Лондон откажется удовлетворить их требования. Кстати, именно поэтому, Джефферсон и другие патриоты 1776 года видели в Бэконе одного из первых архитекторов Соединенных Штатов. 7 Но сейчас он находился в опасной ситуации.

По примеру губернатора Беркли, Бэкон отказывается смириться с поражением или пойти на компромис. Своим ответным шагом он даже обскакивает первого, призывая в свои ряды не только белых кабальных слуг своих противников, но и их африканских рабов. В его армию вступают сотни новых рекрутов, и 19 сентября Джеймстаун снова в его руках. И опять обошлось без битвы. Солдаты Беркли бросили его также, как это сделали в свое время сторонники Бэкона. Последний, прекрасный психолог, выставил на осадный вал своих новых слуг-индейцев с захваченными им женами лоялистов. Этой ночью торжествующий Бэкон приказал предать Джеймстаун огню, и пожары, поглотившие столицу, стали драматическим подтверждением того, что он был опять хозяином Виргинии.

Но Бэкон неожиданно умирает от болезни. Его преемник по руководству восстанием теряет присутствие духа и заключает тайную сделку с короной, обязуясь разоружить повстанцев. До конца сражаются только около 80 африканских рабов и человек 20 из кабальных слуг. Они отказываются сдаться, хорошо понимая, какая судьба их ожидает. В конце концов, их заманивают на борт корабля, который выходит на середину реку, и там дулом пушек принуждают сложить оружие. Восстание Бэкона заканчивается так же внезапно, как оно началось.

Из обломков этой хаотической распри мы теперь можем отобрать самое важное. Прежде всего, очевидно, что не было никакой демократической программы или движения. Восстание Бэкона было массовым движением, представлявшим интересы большинства поселенцев. Оно стремилось решить серьезные экономические и социальные проблемы посредством усиления эксплуатации угнетенных народов. По своему характеру оно не имело ничего общего с «демократическим» движением, а, напротив, приближалось к фашистскому. Бэкон был вождем наиболее реакционной части плантаторов. То, что его планы предусматривали формальное право на участие в выборах для несколько большего числа свободных людей и бывших рабов, не имело большого значения. Восстание Бэкона совсем не стремилось уничтожить рабство. Наоборот, восставшие надеялись увеличить число рабов за счет захватов индейских земель.

И, наконец, в этом восстании не было никакого «единства белых и черных». Бэкон нуждался в солдатах и под самый конец предложил сделку рабам своих врагов, пообещав им свободу в случае своей победы. Африканцы, записавшиеся в его армию, не питали к нему ни любви, ни уважения, ни доверия. Они не считали его своим вождем. С их стороны это был тактический ход, позволявший им использовать противоречия в рядах своих угнетателей, дававший им свободу маневра для достижения свободы. Интересно отметить, что те индейцы, которые объединились со своими угнетателями и стали лакеями и союзниками поселенцев, нашли в этом союзе свою гибель, а не спасение.

Мы видим здесь также противоречивый характер «демократических» реформ в контексте капитализма сетлерского типа. Много шума было поднято вокруг реформ «Ассамблеи Бэкона» (июньская сессия 1676 года, названная так, потому что большинство на ней составляли только что избранные сторонники Бэкона). Евроамериканские историки особенно восхваляют принятый Ассамблеей «Акт VII» , который восстановил избирательное право свободных людей не имевших собственности. Ведущий евроамериканский радикальный историк рабочего движения Филипп Фонер пишет:

«…Это восстание… завоевало ряд демократических прав для народа. Были отменено постановление, которое лишало свободных людей без собственности иметь право голоса на выборах членов городской думы. Свободные люди каждого прихода получили право избирать церковный совет. Ни одна из этих демократических реформ не была сохранена после поражения восстания, но память о них продолжала жить. Бэкон был поистине «факельщиком Революции», и поэтому последующие поколения звали народных вождей «бэконистами»»8.

Легко понять насколько ничтожны эти псевдомарксистские измышления белого расизма. Достаточно рассмотреть всю законодательную деятельность той ассамблеи в совокупности, чтобы увидеть, что первые три принятых ею акта вели к усилению геноцида индейского населения. Акт VII легализировал захват поселенцами индейских земель, прежде охраняемых договором, которые были «оставлены» индейцами, спасавшимися от набегов Бэкона. Какое смысл может иметь «демократическое» расширение избирательных прав посреди дикой экспансии капиталистического общества, основанного на геноциде и порабощении? Это все равно как дать избирательные права белым фермерам в качестве «демократического» ответа на Вундед-Ни или как «свобода слова» для тюремщиков в ответ на восстание в тюрьме Аттики.

Правда заключается в том, что евроамериканцы рассматривают эти буржуазно-демократические меры как исторические достижения, потому что они являлись таковыми для них. Но не для нас. Внутренним содержанием, сущностью этих реформ была консолидация новой сетлерской нации. Отчасти, этот процесс состоял в наделении полными гражданскими правами всех евроамериканских групп и классов поселенческого общества. Борьба за эти права шла в Колониальной АмериKе повсюду и была для сетлеров куда важнее обычных конфликтов вокруг заработной платы.

Например, ранние английские поселенцы в Виргинии были вынуждены импортировать немецких, польских и армянских ремесленников на этот плацдарм своего континентального вторжения для производства стеклянных бус, которые они использовали в торговле пушниной (как и смолу для кораблестроения и т.д.). Так как эти ремесленники не были англичанами, они рассматривались как подданые, а не члены этой колонии. Поэтому в 1619 году эти европейские ремесленники объявили забастовку и быстро добились полных гражданских прав «в качестве таких же свободных людей как и все остальные жители».9

Такого же рода борьба наблюдается в течение всего колониального периода, как на Севере, так и на Юге. В 1689 г. восстание Лейслера (во главе с купцом-иммигрантом из Германии) в Нью-Йорке привело к тому, что демократы-поселенцы выгнали британский гарнизон из г. Олбани и несколько лет удерживали в своих руках столицу штата. Ассамблея штата Нью-Йорк ведет свое начало от законодательных уступок Короны сетлерам после того, как это восстание закончилось. Род Рузвельтов впервые занялся политикой в качестве сторонников Лейстера.10

Нужно понять диалектическое единство демократии и угнетения в развитии сетлерской АмериKи. Завоевание гражданских прав сетлерской беднотой формально выглядит демократическим достижением. Но превращение этих белых масс в инструмент массовых репрессий, таких как гнусные Патрули для охоты на рабов (Slave Patrols), созданные в Виргинии в 1729 г., имело анти-демократический и реакционный характер. И тем не менее эти противоречия составляли сущность единого процесса формирования новых граждан Вавилона. Вот почему наше отношение к «демократической» борьбе среди белых поселенцев так двояко.

Это опять было подтверждено опытом Войны за независимость 1776 г., в которой большинство индейцев и африканцев выступили против независимости для сетлеров и консолидации американсКой нации и с радостью присоединились к британским войскам в надежде сокрушить сетлеров.

Это столкновение между старой европейской империей и рождающейся евроамериканской стало неизбежным намного раньше. Поворотным пунктом стало решение британских капиталистов подрезать крылья новой евроамериканской буржуазии. Для этого они ограничили эмиграцию в АмериКу, создали препятствия для развития промышленности и торговли и разработали долгосрочную стратегию для того, чтобы удержать сетлерское население в пределах контролируемой полосы территорий вдоль Атлантического побережья. Ради своих имперских интересов Британия решила навсегда ограничить развитие АмериКи ее младенческой фазой. Ведь в результате захвата европейцами лишь только восточных берегов Северной Америки к началу Войны за независимость тамошнее население равнялось уже одной трети всего населения Англии и Ирландии. Британские капиталисты опасались, что, если не принять решительных мер, придет день, когда их американские колонии укусят руку, создавшую их. И они не ошиблись. В то время как некоторые патриоты, вроде Самуэля Адамса, были давно убеждены в необходимости завоевать независимость от Англии, сетлерская буржуазия в целом оставалась консервативной и колебалась. В конце концов именно земельный вопрос склонил ее в пользу войны.

Сначала, Объявительным актом от 1763 года (Proclamation Act), а затем Квебекским аком 1773 г. британские капиталисты постарались зарезервировать исключительно за собой огромные участки индейских к западу от реки Аллегейни. Для сетлерской буржуазии это было катастрофой, именно в это время она страдала от первой значительной депрессии в истории американской экономики. В то время, как и сейчас, спекуляция недвижимостью была манией, прибыльной страстью евроамериканских патриотов. Бен Франклин, Уортоны и другие знаменитости буржуазной Филадельфии стремились приобрести как можно больше земли для спекуляции. Джордж Вашингтон, вместе с Лисами и Фицхафами, основал Миссисипскую компанию, которая намеревалась приобрести два с половиной миллиона акров земли для последующей продажи новым сетлерам. Находясь в глубокой задолженности у британских купцов-банкиров, сетлерская буржуазия надеялась поправить свои дела захватом новых индейских земель на западе, вплоть до Миссисипи.11

Однако Квебекский акт 1773 г. объявил весь американский Средний Запад частью британской Канады. Тринадцать колоний предполагалось не допускать к захвату континентальных областей. Вся добыча предназначалась их британским сородичам. Что же касается плантаторской буржуазии на Юге, она была поставлена перед верным банкротством, как класс, лишенный доходов от новых завоеваний и расширения рабовладельческой системы. Именно это и заставило их в конечном счете присоединиться к восстанию.12

Анализируя связь между вопросом границ сетлерских колоний и Войной за независимость, историк Ричард Уэйд так пишет о британских ограничениях на захват индейских земель сетлерами: «…Поселенцы жаждали пересечь горы и их злили все попытки остановить их. Революция произошла частично для того, чтобы дать им эту возможность»13.

Как и в случае с восстанием Бэкона, «свобода», за которую сражались американские революционеры 1770-х гг. была в большой степени свободой завоевывать новые индейские земли и наживаться на работорговле без каких-либо ограничений. Иначе говоря, это была буржуазная свобода угнетать и эксплуатировать других. Успешное будущее сетлерских капиталистов зависело от завоевания национальной независимости.

Но как только первоначальный энтузиазм сетлеров поугас и они поняли, какой суровой и кровавой будет эта война, «жизнерадостные солдаты» сетлерской армии стали разбегаться по домам. Почти одна треть Континентальной армии дезертировала в Вэлли Фордж. Чтобы набрать солдат, стали широко применять взятки. Штат Нью-Йорк обещал новым рекрутам по 400 акров индейской земли. Виргиния предлагала одного раба-африканца (не моложе 10 лет) и 100 акров. В Южной Каролине генерал Зумтер изобрел схему, по которой сетлер-доброволец получал свою часть от грабежа сторонников Короны (одного африканца). Но даже эти щедрые посулы не нашли большого отклика со стороны сетлерских масс.14

Зато африканцы встретили войну с огромным энтузиазмом. В то время, как рабовладельцы-сетлеры стремились к «демократии» путем завоевания независимости от Англии, их рабы хотели разрушить АмериКу или убежать из нее, чтобы освободить себя. Они были ни патриотическими америKанцами, ни пассивными в своём рабстве нейтралами. Африканские массы страстно и смело бросились в самый эпицентр войны, войны против рабовладельческой АмериKи за свою свободу.

Испытывая нехватку солдат и работников, британцы решили использовать индейцев и африканских рабов для подавления восставших сетлеров. В этом не было ничего необычного. Французы широко прибегали к тактике военных союзов с индейцами, а англичане с африканскими рабами во время своей войны 1756-1763 гг. за северную АмериКу (которая в сетлерских учебниках истории зовется «Франко-индейской войной»). Но евроамериканские сетлеры, сидевшие на вулкане неспокойного, национально угнетенного африканского населения, были испуганы и возмущены «предательством» англичан.

Это решение британцев стало для них последним доказательством злого тиранства Георга III. Одна английская леди, путешествовашая в то время по колониям, писала, что возмущение сетлеров было так велико, что оно даже объединило восставших поселенцев с поселенцами-тори (т.е. лояльными Короне — Прим. пер.).15 Том Пейн, в своём революционном памфлете «Здравый смысл», негодовал против «…той варварской и дьявольской силы, которую разбудили, чтобы уничтожить нас»16. Но угнетенные народы видели эту войну как замечательное противоречие в рядах евроамериканских капиталистов, которое необходимо было использовать.

Лорд Данмор (Dunmore) был королевским губернатором Виргинии, но его власть была настолько мала, что он был вынужден жить на борту британского военного корабля. Срочно нуждаясь в подкреплениях, он издал 5 ноября 1775 г. прокламацию об освобождении любого раба, который вступит в ряды его войск. Сэр Генри Клинтон, командующий британскими силами в Северной Америке, позже сделал ещё более широкое предложение:

«Я строжайше запрещаю любому человеку продавать или входить в права собственности любым негром, который является собственностью мятежника и кто может просить убежища в любой из частей этой Армии; и я обещаю любому негру, который оставит знамя мятежников, полную свободу перемещения и занятий»17.

Более ясного сигнала было трудно придумать. Тысячи африканцев теперь пытались достичь территорий, находящихся под британским контролем. Один из историков этого исхода писал: «Американцы ответили на этот шаг британцев повышением бдительности по отношению к своим рабам; всех работоспособных из них перевели в отдаленные районы, подальше от театра военных действий, и пригрозили самыми страшными наказаниями для тех, кто попытается присоединиться к врагу. Для негров, которые делали такую попытку, альтернатива «свобода или смерть» имела буквальный смысл. И все-таки, по суше и по морю они бежали к британским частям»18.

Война означала удар по рабовладельческой АмериKе, создавала хаос в лагере европейских капиталистов. Африканцы схватились за этот шанс, не десятками и сотнями, а тысячами. АмериKа сотрясалась от их движения. Авторы Декларации независимости горько жаловались на свои личные потери. Томас Джеферсон потерял многих своих рабов; губернатор Виргинии Бенджамен Гарисон лишился тридцати своих «лучших рабов»; Уильям Ли недосчитался 65-ти и сообщал, что двое его соседей потеряли всех; от Артура Мидлтона из Южной Каролины убежало 50 невольников.19

Африканцы писали свою собственную Декларацию независимости… ногами. Многие патриоты-сетлеры обращались к британцам с призывами проявить европейскую солидарность и изгнать восставших рабов из своих частей. Джордж Вашингтон даже был вынужден публично осудить своего брата за то, что тот поставил британским войскам продовольствие в надежде, что они вернут рабов, принадлежащих семейству Вашингтонов.20 Да, патриоты-сетлеры были определенно напуганы, когда настоящая свобода посетила их землю.

По сей день никто точно не знает, сколько рабов освободили себя во время той войны. Считается, что сетлеры Джорджии потеряли более десяти тысяч рабов, в то время как число африканцев вырвавшихся из Южной Каролины и Виргинии могло намного превысить пятьдесят тысяч. В беспорядке военных лет многие рабы смогли выдать себя за свободных людей и переселиться в другие места: в британскую Флориду и Канаду или найти убежище в поселениях маронов (беглых рабов — Прим. пер.) и среди индейских племен. По некоторым подсчетам, сто тысяч африканских узников — или около 20% всех рабов Северной Америки — освободили себя во время той войны.21

Тысячи мятежных африканцев поддерживали работу британской военной машины. В конце концов, если помощь британцам была платой за убежище от своего рабовладельца, в ней не было ничего неприятного. У лорда Данмора был «эфиопский полк», состоявший из бывших рабов (они шли в атаку под девизом «Свободу рабам!», нашитом на их мундирах). Этот полк помог британцам захватить и сжечь Норфолк, штат Виргиния на Новый год 1776 г.22 Это, должно быть, доставило им немало удовольствия. Повсюду африканцы шли с британскими частями как солдаты, носильщики, строители дорог, проводники и разведчики. Вашингтон заявил, что если массовое бегство рабов не будет остановлено, британская армия будет расти «как снежный ком».23

Только под влиянием этой угрозы — оказаться не просто побежденными, но побежденными вооруженными массами своих бывших рабов — сетлеры поспешно перестроились и начали набирать африканцев в Континентальную армию США. Абсурдность вооружения своих рабов, чтобы они защищали своих владельцев, была очевидна для многих. Боясь развала всей культуры плантаторских концлагерей, а ещё больше страшась массы вооруженных африканцев, многие сетлеры предпочитали проиграть своим британским сородичам, чем подвергать опасности институт рабства. Но теперь у них не было полной свободы выбора, джин уже наполовину вылетел из бутылки.

31 декабря 1775 года генерал Вашингтон издал приказ о наборе африканцев в Континентальную армию, обещая им свободу по окончании войны. Многие сетлеры послали своих рабов служить вместо себя. Один офицер-наемник из Гессена, воевавший в британской армии, заметил, что «негры могут замещать своих хозяев на поле боя и поэтому в каждом полку видно множество негров…». Более 5 тысяч африканцев служили в армии рабовладельцев, составляя значительный процент наиболее закаленных частей (ведь сетлеры обычно служили не более 90 дней, тогда как рабы обязывались это делать до конца войны или смерти).24

Угнетенные заплатили за эту войну своей кровью. Потери у африканцев были тяжелые (половина из тех, кто служил у британцев в Виргинии, погибла от эпидемии).25 Индейские племена, вставшие на сторону Британии, пострадали очень сильно, когда ход войны склонился в противоположную сторону. Такой же была судьба многих африканцев, попавших в плен после поражения британских войск. Часть из них продали в Вест-Индию, остальных казнили. Не менее легкой была участь тех, кого захватили в процессе бегства к англичанам. Массовые местные организации сетлеров, вроде пресловутых «Комитетов по переписке» (Committees Correspondence) в Нью-Йорке и Массачусетсе, играли такую же роль на Севере, какую имели «Патрули» на Юге, следившие и арестовывавшие мятежных африканцев.26

Даже те, кто присоединился к победившим сетлерам, далеко не обязательно оказались в выигрыше. В конце войны многие африканцы были разоружены и закованы в кандалы, несмотря на торжественные обещания сетлеров. Джон Хэнкок, президент Континентального конгресса, презентовал африканские войска армии США знаменем с похвальной надписью, но это не спасло таких африканцев, как капитан Марк Старлин. Он стал первым африканцем, получившим чин капитана американских ВМС и многочисленные награды за почти что самоубийственные ночные рейды на британскую эскадру (поэтому сетлеры и позволяли ему и его исключительно черной команде делать это без их надзора). Но как только война окончилась, его хозяин потребовал его назад в свою собственность. Остаток своей жизни Старлин прожил в рабстве. По иронии Старлин известен среди историков, как исключительно самоотверженный «патриот», сверхлояльный новой сетлерской нации.27

Главным для африканских масс было их стратегическое партнерство с британской Империей против сетлерской АмериКи. Для большинства здравый смысл состоял в том, чтобы использовать старую европейскую державу против евроамериканских поселенцев, которые были их самым близким и прямым врагом. 65 тысяч африканцев примкнули к британским силам — более десяти на каждого записавшегося в Континентальную армию сетлеров.28 Как сказал Ленин, обсуждая национальный вопрос: «Массы голосовали ногами». И в этом случае они голосовали против АмериКи.

Наконец, на индивидуальном уровне африканцы присоединялись к обеим сторонам в обмен на освобождение от рабства. Здесь нельзя говорить о «политическом союзе» или каких-то блоках, а только взаимовыгодных сделках. Это относится, естественно, и к европейцам. Если бы британцы и патриоты имели возможность разрешить конфликт между собой своими собственными силами, не прибегая к освобождению рабов и не рискуя стабильностью рабовладельческой системы, они бы были только рады избежать этого. Так же как и в случае привлечения рабов к распрям господ во время восстания Бэкона, альянсы Войны за независимость продемонстрировали, что национально-патриотическая борьба евроамериканцев противоречила фундаментальным интересам и политическим устремлениям угнетенных.

Эту точку зрения подтверждает и поведение африканцев, когда победа сетлеров стала очевидной. Пока ликующие патриоты наблюдали за эвакуацией англичан из города Нью-Йорка в 1783 г., к последним присоединились 4 тысячи африканцев. Они наполнили британские корабли, желая убежать из АмериКи. Еще 4 тысячи ушли с британцами из Саванны, 6 тысяч из Чарлстона и 5 тысяч уплыло на британских кораблях ещё до капитуляции.29 Так кто же «проиграл» эту войну? Они, или их братья и сестры, оставшиеся на плантациях?

Были и другие, выбравшие третий путь. На протяжении всей войны по сетлерам наносили удары индейские и африканские партизаны. В одном случае триста бывших рабов вели партизанскую борьбу против плантаторов на территории Джорджии и Южной Каролины. Первоначально они координировали свои действия с англичанами, но продолжали сражаться ещё долго после поражения последних. Этот отряд разбили только в 1786 г., когда был обнаружен их секретный форт у Медвежьего ручья. И это был лишь один из фронтов в подлинно демократической борьбе против АмериKи.


Примечания

* J. Sakai. Settlers: The Mythology of the White Proletariat. Chicago: Morningstar Press, 1989 (Originally published under the title «Mythology of the White Proletariat: A Short Course in Understanding Babylon»).

Перевод вступления и первых двух частей — В. Штольц; этот перевод был впервые опубликован на Лефт.ру. Верстка и исправления наш — Маоизм.ру.

«Settler», в переводе с английского, — поселенец. Отсюда — «settlerism» (сетлеризм) — центральное понятие книги, под которым Сакаи имеет в виду особый тип нации, созданной на основе колониального завоевания, вытеснения коренного населения и его геноцида.

** Редакция сайта Маоизм.ру и Российская маоистская партия были бы очень благодарны тому человеку (или группе людей), кто взял бы на себя труд перевода остальных частей книги (а также, возможно, и более корректный перевод начала — перевод В. Штольца не может считаться вполне удовлетворительным). Со своей стороны обещаем предоставить ксерокопию полного текста книги на английском и приложить все усилия для ее опубликования после перевода.

Вступление

1 All References to discussions at the conference from: The African World, Vol. IV, No. 5, July, 1974; «Historic ALSC Conference Discussed: WHICH ROAD FOR BLACK PEOPLE?»

2 Black Revolution, Vol. 1, No. 1, Winter 1980; «Editorial: The Party Line.»

*** «Amerika» — нация, состоящая из белых переселенцев из Европы, незаконно захватившая земли, искони принадлежавшие «первым нациям» (First Nations — народам, обычно именуемым по-русски «индейцами»). Обычным русским наименованием этой нации является «белые американцы». Термин «Amerika» также означает незаконное империалистическое государство белой переселенческой нации. Когда хотят подчеркнуть его репрессивный характер, пишут «Amerikkka» (от KKK — Ku Klux Klan). Традиционное английское написание через «c» обычно сохраняется для обозначения континента (North America). На нашей почве аналогом терминов «Amerika» и «Amerikkka» могло бы послужить гипотетическое написание вроде «РоSSия» или же «РаSSея»(от SS), напр. «национально-освободительная борьба чеченского народа против раSSейского империализма». Подробнее смотри статью Маоистское интернационалистическое движение о революционном языке — Прим. редакции сайта Маоизм.ру.

I. Сердце белизны

**** Название этой главы (The Heart of Whiteness) является аллюзией на название романа Дж. Конрада «Сердце тьмы» (The Heart of Darkness) — Прим. редакции сайта Маоизм.ру.

1 William Bradford. Of Plymouth Plantation. N.Y., 1952, p. 23.

2 Mildred Campbell. Social Origin of Some Early Americans. In SMITH, ed., 17th Century America. N.Y., 1972, p. 68. Другие исследования приходят к таким же выводам. Например, см.: C.E. Banks. The Winthrop Fleet of 1630. Cambridge, 1930. В своей хронике Второй колонии сэра Вальтера Рали (Sir Walter Raleigh) в Вирджинии (1587 г.) Морисон описывает колонистов так: «Они все были англичанами или ирландцами из среднего класса» (MORISON, p. 657).

3 Campbell, op. cit., p. 82.

4 Treasury Paper 47: 9-11 — Цит. по Richard B. Morris. Govement and Labor in Early America. N.Y., 1946, p. 48.

5 Christopher Hill. Reformation to Industrial Revolution. N.Y., 1967, p. 48, p. 64.

6 Richard Hofstadter. Amerika at 1750. N.Y., 1973, p. 11-12. Это один из многих источников, подтверждающих этот вывод.

7 Morris, op. cit, p. 48.

8 Campbell, op. cit., p. 83.

9 Theodore Roosevelt. The Winning of the West. Vol. 1. N.Y. , 1900. p. 90. 

10 Wilcomb E. Washburn. «The Moral and Legal Justification for Dispossessing the Indians.» In SMITH, ed. p. 23.

11 Testimony of Wilbur R. Jacobs at Sioux Treaty Hearing. In R. DUNBAR ORTIZ — The Great Sioux Nation. San Francisco, 1971. p. 60; Henry. F. Dobyns, «Estimating Aboriginal American Population, An Appraisal of Techniques With a New Hemispheric Estimate.» «Current Anthropology», Vol. III, No. 4, p. 395.

12 Philip Gibson, quoted in Hofstadter, op. cit., p. 69; см. также COOK & SIMPSON (1948).

13 Harold E. Driver. Indians of North America. Chicago, 1968, p. 604.

14 New York Times, May 18, 1899.

15 KARL MARX, The Poverty of Philosophy. N.Y., 1963, p. 111.

Русский перевод цитаты дан по Карл Маркс, «Нищета философии». Москва, Издательство политичекой литературы, 1987. Переводчик Лефт.ру В. Штольц не удосужился найти русский перевод этой книги и переводил с английского подстрочника — Прим. редакции сайта Маоизм.ру.

16 See Hofstadter, op. cit., p. 99; Ottley and Weatherby, eds. The Negro in New York. N.Y. , 1967; Edith Evans Asbury. «Freed Black Farmers Tilled Manhatten`s Soil in the 1660s». New York Times, Dec. 7, 1977.

17 See Verner W. Crane. The Southern Frontier. 1600-1732. Ann Arbor, 1956; Ortiz, op. cit., p. 86.

18 Gary B. Nash. Red, White, and Black. Englewood Cliffs, 1974, pp. 112-113.

19 Ibid.

20 Ibid.

21 Samuel Eliot Morison. The European Discovery of America: The Northern Voyages. N.Y. , 1971, p. 678.

22 Clinton Rossiter. The First American Revolution. N.Y. , 1956, p. 41.

23 Hofstadter, op. cit., p. 89-90.

24 Robert E. & B. Katherine Brown. Virginia 1705-1788: Democracy or Aristocracy? East Lansing, 1964, p. 22.

25 Philip S. Foner. Labor and the American Revolution. Westport, 1976, p. 8-9.

26 Jackson Turner Main. The Social Structure of Revolutionary America. Princeton, 1965, p. 66-67. Хотя евроамериканские историки приходят к широкому диапазону выводов на предмет классового расслоения в данный период, их фактологическая база примерно одинаковая. Например, James Henretta в своей известной работе «Economic Development and Social Structure in Colonial Boston» приходит к выводу, что колониальный период отмечен быстрым ростом неравенства между поселенцами и «появлению… «пролетариев»». Это часто приводимая цитата. Но внимательное изучение его исследования показывает, что: 1. В 1770-х в сельском Массачусетсе земельная собственность была почти универсальной среди белых поселенцев (более 90%); 2. Даже в Бостоне, одном из основных городов, значительное большинство поселенцев были работающими на себя собственниками (60-70%); 3. Сам Хенретта указывает, что многие поселенцы из тех, кто не имел облагаемой налогами собствености, не были бедняками. У них был приличный доход, они пользовались достаточным уважением, чтобы занимать выборные должности. Таким образом, хотя Хенретта предпочитает подчеркивать усиливающееся неравенство внутри сетлерского общества, его исследование подтверждает общую картину привилегий и исключительного образа жизни для евроамериканских завоевателей.

27 Hofstadter, op. cit., p. 161.

28 Audrey C. Land. Bases of the Plantation Society. N.Y., 1969, p. 105.

29 Morris, op. cit., p. 40.

30 «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта». К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные произведения. Т. 1, Москва, 1955, стр. 220.

31 «Заработная плата, цена и прибыль». К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные произведения. Т. 1, Москва, 1955, стр. 404-405.

32 Foner, op. cit., p. 12.

33 Morris, op. cit., p. 46; Brown & Brown, op. cit., p. 22.

34 Morris, op. cit., p. 45.

35 KARL MARX. Selected Works (SW). N.Y., 1969, p. 226.

36 Fred Shannon. American Farmers Movements. Princeton, 1957, p. 9; Morris, op. cit., p. 36.

37 Hill, op. cit., p. 74.

38 Morris, op. cit., p. 36-37.

39 Thomas J. Wertenbaker. The Shaping of Colonial Virginia. N.Y., 1958, p. 134.

40 Morris, op. cit., p. 29.

II. Борьба и союзы

1 Herbert Aptheker. The Colonial Era. N. Y. , 1959, p. 62.

2 Theodore W. Allen. Class Struggle and the Origins of Slavery. Somerville, 1976, p. 3-4.

3 Фотографию этой доски можно увидеть в книге Charles W.N. Warner. Road to Revolution. Richmond, 1961.

4 За исключением особых ссылок, история Восстания Бэкона излагается по Wilcomb E. Washburn. The Governor and the Rebel. Chapel Hill, 1957.

5 Bernard Bailyn. «Politics and Social Structure in Virginia». In SMITH, op. cit., p. 103-104; also Washburn. p. 17-19.

6 Shannon, op. cit., p. 109-110. Там же рассказ самого Бэкона, записанный 8 июня 1676 г.

7 Warner, op. cit., p. 21-22.

8 Philip S. Foner. History of the Labor Movement of the United States. Vol. I. N.Y., 1978. P.  29.

9 Louis Adamic. A Nation of Nations. N.Y., 1945. P. 288.

10 For a brief account, see: Samuel Eliot Morison. Oxford History of the American People. N.Y., 1965. P. 119-122.

11 Jack Hardy. The First American Revolution. 1937, N.Y., p. 37-38.

12 Ibid, p. 72.

13 Richard C. Wade. The Urban Frontier. Chicago, 1971. P. 2.

14 Foner. Labor and…, p. 182-183.

15 Winthrop D. Jordan. White Over Black. N.Y., 1969. P. 115.

16 Thomas Paine. Selected Writings, N.Y., 1945. P. 29. Джон Миллер указывает в своей книге «Корни Американской революции», что «патриоты объявили себя защитниками превосходства белой расы против правительства Британии» (p. 478-479).

17 Roy Ottley. Black Odyssey. London, 1949. p. 63.

18 Benjamin Quarles. The Negro in the American Revolution. Chapel Hill, 1961. P. X.

19 Ibid, p. 118-119.

20 Ibid, p. 131.

21 Lerone Bennett, Jr. Before the Mayflower. Baltimore. 1968. P. 62; Ottley, op. cit., p. 65; etc.

22 Quarles, op. cit., p. 28; Ottley, op. cit., p. 63.

23 Ottley, op. cit., p. 65.

24 Benett Jr., op. cit., p. 68.

25 Quarles, op. cit., p. 30.

26 Bennett Jr., op. cit., p. 59; Ottley, op. cit. p. 73-74.

27 Bennett Jr., op. cit., p. 59; Ottley, op. cit., p. 73-74.

28 Foner. Labor and…, p.  184.

29 Quarles, op. cit., p. 171-172.